Цель вижу (СИ)

Пятому-то хорошо — он легко выкинет из головы рыжеволосую дамочку с приветом, когда вернётся домой, мне же «легко выкинуть» из головы все эти чувства не получится, эта дрянь будет мешать мне, даже если мне удастся стереть воспоминания о нём. Хотя знать точно, я, конечно, не могла, но то, что эмоциональная сфера у меня удивительно устойчива, было не оспорить, а сильные чувства, например, любовь и привязанность к родителям, нельзя было вытравить из души, несмотря на все мои бесчисленные попытки.

Так что добровольно навешивать на себя ещё один якорь, который обладал неустойчивой психикой, вредным характером и насмешливо фыркал каждый раз, когда я садилась в лужу во всех смыслах, меня не тянуло. Пятый был, как сложная головоломка — только тебе кажется, что ты понял принцип и можешь легко её собрать, как она со всей силы прищемляет твои пальцы, и ты сидишь, ошалелый, дуешь на руку и с обидой отмечаешь, что все секции перемешались, а тебе вновь придётся начинать с нуля.

В добавок ко всему Пятый был зарегистрированным «одарённым» американцем, что мои даже самые светлые чувства вынести бы не смогли. Все везучие «одарённые», которых настигло государство и заставило поставить галочку в окошке «дебил, который будет пахать на страну вечно», не имели права выезжать за границу, а также в четырнадцать были вынуждены подписать пачку бумаг такой толщины, что было тяжело и поверить, что всё это — подробно расписанные ограничения, обязанности и запреты.

Одним словом — Пятый мог помахать ручкой возможности путешествовать, жить в другой стране, а соответственно — видеться и жить со мной, ведь я переезжать в другую страну, говорить на чужом языке и свыкаться с мыслью, что я — американка, категорически не собираюсь. Любовь — это прекрасно, но не тогда, когда твой возлюбленный — чудак с сомнительной суперспособностью, который живёт у чёрта на куличиках и похоже, что пьёт с ним чай по воскресеньям, обсуждая, как улучшить навыки сарказма.

В этой ситуации радовало одно — ещё не всё потеряно. Мне хватило ума не почувствовать к Пятому сильных чувств, хотя я прекрасно понимаю, что общение надо сократить, если не хочу, чтобы те ростки смогли разрастить во что-то большее. Но тут возникал проблемный вопрос — как, чёрт возьми, сократить общение, если Пятый буквально единственный человек на Земле?

Я трагично возвела глаза к иконе, на которой Иисус протягивал руки, будто бы пытаясь спасти и оградить.

— Что мне делать? — обратилась к нему я, хмуря брови.

Через полминуты я устало вздохнула, думая, что поступаю глупо, но тут от колонны откололся камешек, упал на лежащую навзничь икону и, отскочив, приземлился у моих ног. Задержав дыхание, я подняла его и, настороженно оглядываясь, подошла к иконе.

Поднять её и очистить от мусора было быстро и легко. Увидев её сюжет, я озадаченно нахмурилась. Картина была поделена на две части, на верхней, сидя на облаках, сидели святые, а на нижней были грешнике, тянувшие руки к Господу, который протягивал им свои в ответ.

Я, скрестив ноги, долго сидела и думала напротив неё, упорядочивая мысли и чувства, пока не поняла, как сильно затекли ноги и со вздохом отправилась домой, чудом вспомнив накрыть иконы полиэтиленом.

***

Песня «Крылатые качели» из моих уст была почему-то очень печальной, хотя пела я её лишь для того, чтобы поднять настроение.

Босоножки болтались у меня в руки, а платье трепал ветер, пока я шла по воображаемой линии у берега, чувствуя, как приятно лижет ноги набегающую волна.

Конечно, домой я не пошла, потому что вероятность наткнуться там на Пятого была неприлично высока, а я ещё не определилась, как себя вести, что говорить, да и стоит ли? Потому весь остаток дня я потратила на чтение и безделье, которые тоже не способствовали разрешению конфликта, но, по крайней мере, мне было весело.

С самого утра, когда я, наткнувшись на читающего Пятого, воскликнула невпопад, что мне надо срочно вернуться в церковь, так как я забыла накрыть защитным материалом иконы, — глупая отмазка, ведь в прошлое воскресенье Пятый был со мной, что редкостью было неимоверной — и убежала так быстро, что даже свет наверняка не успевал отражаться от моих пяток, я чувствовала себя одиноко и потеряно.

Мне казалось, что теперь отношения с Пятым, которого я считала не самым плохим другом (для меня признать даже дружбу — подвиг), будут неизбежно испорчены. Романтическая подоплёка испортила всё — не понимаю даже, почему он мне вчера не врезал. Я бы на его месте так и поступила бы, ведь тогда я наверняка представляла из себя пример «человека неадекватного, неразумного», который к тому же размазал весь макияж, когда ему показалось, что в глаз что-то попало.

Но он не только не врезал, но и решил, что целовать Джокера — приятно и весело, да и выглядел при этом так, что, казалось, ничего не соображает именно он, а не я. Но в целом я могла его понять — он, кроме меня, и девушек-то не видел, потому, видимо, считает, что все они с приветом.