Цель вижу (СИ)

— Что заставило тебя использовать сразу два сигнала? — выплюнул он, сощурив глаза. — По твоему виду не скажешь, что ты находишься в смертельной опасности.

Его тон не смог испортить мне настроение, — сегодня ничто не могло его испортить! — и я с радостным восклицанием прыгнула на него с объятиями.

— Пять, я тебя так люблю! — сообщила я, растроганная его оперативностью и ставшей почти родной кислой гримасой.

— Что ты натворила? — напрягся он, прикладывая ладонь к моему лбу. — Какие вещества ты успела принять? Чем-то больна?

— Вечно ты о плохом. Разве я не могу позвать тебя, чтобы сообщить о своих искренних чувствах? Ох, лучше молчи, — замахала руками я, когда на его лице скепсис отпечатался самым большим шрифтом. — Наконец, настал день, которого мы так долго ждали! День, который останется в истории, как победа человеческого разума над обстоятельствами. И будет он означать, что нет ничего невозможного для!.. Что ты делаешь?

— Не пила, — пробормотал с сомнением он, отодвигаясь от меня на комфортное расстояние.

Я фыркнула и громко рассмеялась, не в силах сдержать пузырящейся радости в груди, чем ещё больше насторожила мужчину.

— Пять! — резко воскликнула я, взяв его лицо в свои ладони. — У нас появился шанс! Чёртов шанс, который лично я отпускать не собираюсь. Ты должен увидеть, что наше будущее не беспросветно чёрное, что мы можем всё переменить… Думаешь, я не замечаю твоих взглядов? Считаешь меня сумасшедшей, спятившей тёткой? Ха! Спятил здесь только ты, раз отказываешься видеть очевидное, ведь для нас ещё не всё потеряно!

Я снова рассмеялась, утыкаясь лицом в чужое плечо, ведь его выражение лица показалось мне таким смешным.

— Хорошо, — осторожно ответил он. — Но сначала ты пойдёшь и хорошенько проспишься.

— Что? Нет! — отпрыгнула тут же я. — Я совершенно вменяема и позвала тебя не ради забавы! Мне нужно тебе кое-что показать…

Схватив его за руку, я с энтузиазмом, едва ли не подпрыгивая, пошла к отмеченной зоне. Взяв прихваченные из лаборатории Комиссии очки «G2», я всучила их в руки Пятому, шепнув: «Ты должен это видеть!». Но стоило мне подойти к приборам, чтобы начать настройку, этот чудик возник передо мной.

— Стой на месте, — выразительно и угрожающе сказал он.

— Ты чего? — фыркнула я и попыталась его обойти. Не получилось.

— Стой. Где. Стоишь, — раздельно произнёс он, сверкая на меня своими бесстыжими глазами.

— Что?.. Ладно, хорошо, что не так? — развела руками я, уже немного раздражённая, но всё ещё не теряющая пьянящей радости.

— С головой у тебя что-то не так, — покрутил у виска он. — Говори, что ты задумала.

— Что-то тебя раньше не волновало, чем я там «играюсь», — решила я выделить это слово кавычками из пальцев. — Так что отойди в сторону и не мешай мне магию творить.

— И что же входит в эту твою магию, — по-особому едко произнёс он последнее слово, вероятно, решив проверить границы моего терпения.

— Так дай мне продемонстрировать! — фыркнула я, «нырнув» под его руку и подходя к установке.

В голове прокручивались расчёты, которые резко перешли на испуганный визг, когда я почувствовала, как земля буквально ушла из-под ног.

— Харгривз, чёрт тебя дери, поставь меня на место сейчас же!

Его хмык и вид отдаляющейся установки окончательно разбили моё радостное возбуждение, приводя меня в состояние берсерка.

— Поставь меня! На пол! Живо! Ты! Гнусный! Глупый! Идиот! — сопровождая каждое слово ударом по спине, я чувствовала, что, если сейчас же не встану на пол, то прольётся чья-то кровь или испортятся чьи-то нервы, и далеко не факт, что они будут моими.

Он сбросил меня на кресло, как мешок с картошкой, и поставил руки по бокам, наклонившись и отгораживая все пути отступления.

— Рассказывай, — спокойно произнёс он, смотря на моё покрасневшее не от большой любви лицо.

— Ты испортишь весь сюрприз.

— Как-нибудь переживу.

— Ты испортишь мой сюрприз.

— Думаю, я буду вскоре прощён.

— Нет, не будешь.

— Как-нибудь переживу.

Я глубоко и мерно дышала, буравя взглядом чужие наглые глаза и говоря себе, что бить людей запрещает дипломатия, мораль и сто двадцать шестая статья о побоях и истязаниях. Да и бить конкретно этот субъект может быть опасным — вот уж кого точно не остановит ни закон, ни мораль.

— Хорошо, — выдавила сквозь сжатые зубы я. — Что мне нужно рассказать?

— Все свои планируемые действия, которые можно отнести к категориям «подозрительные» и «очень подозрительные».

— Мне расписать весь свой день с самого утра?

— Ты встала в обед.

— А ты что, следил за мной?!

— Нет, ты всегда спишь до часу.

— Чёрт, какой же ты!..

— Очаровательный?

— Удушительный, — подобрала я самое цензурное слово, лезущее на ум.

— Но ты же меня любишь.

— Уже сомневаюсь.

— Почему же?

— Разве любовь может жить без доверия? — сакрально выдохнула я, строя расстроенное лицо и положив ладонь на его щёку. — Если ты не можешь мне довериться в такой малости, то разве может ли между нами возникнуть любовь?..

«Дружеская, конечно, » — для красного словца решила не добавлять я.