Я почему-то покраснела, стоило ему сесть рядом со мной, и я как никогда была рада, что это можно было спихнуть на жар костра. С некоторым волнением я ждала, когда его рука возьмёт мою в замок, и, почувствовав его прикосновение, в ступоре замерла.
— Это ещё что такое? — прошипела я, смотря в его смеющиеся — нет, насмехающиеся! — глаза.
— Да, — гордо ответил он. — Моя очередь…
— Нет, стой! Что ты… Ты!.. — разгневанно восклицала я, не в силах обличить в слова своё негодование.
Все мысли о тяжёлой судьбе этого человека исчезли, смущённые своей наивностью и кривой ухмылкой на чужом лице. Его рука не трепетно и нежно обхватывала мою ладонь, а расчётливо и крепко держала запястье, считывая пульс.
«Он определяет, лгу я или нет! Считывать пульс, да ещё и наблюдать малейшие изменения мимики… Ах ты, расчётливый ублюдок!» — рассердилась я.
— Олигофазия проявилась? — подбрасывал он дровишек в костёр. В костёр из моей чистейшей ярости!
«Саша, будь честной, что тебя так обидело?» — медленно выдыхая, подумала я. — «Он тебе никто, вы знакомы один неполный день, за которой наговорили друг другу столько плохого, сколько некоторые не говорят и за всю жизнь. Вдохни и расслабься, контролируй мимику и не набрасывайся на него с кулаками… Делов-то!»
— Уж лучше она, чем олигофрения, — парировала я, подумав, что это того стоило — родиться в числе особенных и получить от этого кучу проблем, чтобы с помощью абсолютной памяти (в жизни бы по-другому не запомнила эти термины) в этот момент наблюдать возникшую на мгновение складку непонимания на его лбу. Выкуси! — Задавай свой вопрос.
— Ты одна из сорока трёх детей, что родились первого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого у матерей, ранее не имеющих признаков беременности? — медленно спросил он, пристально оглядывая моё лицо.
— Нет, — с чистой совестью хмыкнула я. — Теперь я?
Он, казалось, что-то подсчитал в уме и, бросив на меня растерянный взгляд, сказал тихо:
— Да…
Если бы кто-то сейчас попросил бы меня доступно проиллюстрировать то, что происходит в моей голове, то я нарисовала бы рисунок, на котором бы нейроны в коротеньких юбочках и топах танцевали победный танец, активно треся помпонами для черлидинга. Сформулируй бы он вопрос по-другому, мне бы пришлось сквозь скрип зубов выдавливать согласие, а так…
Моё рождение в качестве «детей, одаренных самим Богом» не было зарегистрировано благодаря толстому кошельку моего отца и той счастливой случайности, которая позволила мне родиться в загородном особняке, расположенном в глуши, где не ловила даже сотовая связь, а в районе располагалось лишь три дома таких же уставших от цивилизации миллионеров, приезжающих два раза в год, чтобы показать обслуживающему персоналу, что они ещё живы и в состоянии выплачивать им зарплату.
У меня даже дата рождения была другой во избежание, да и по паспорту я была на полгода младше, чем было на самом деле. Благо, я родилась такой хиленькой, что уже через два года родители смогли представить меня обществу, не боясь, что найдутся особо одарённые, которые подставят под сомнение мой возраст.
— Твоя способность — это перемещение в пространстве? — взяла я сразу быка за рога.
— Да, — просто ответил он. — Ты же не расскажешь, как ты это узнала.
— Не надо быть Шерлоком, чтобы это понять, — горделиво ответила я. — Появился за моей спиной, как чёрт из табакерки, обычный человек не смог бы так быстро переместиться. Да и твой… «Танец сосиски» и голубая рябь… Ты рассчитывал, что способность сможет тебе помочь.
— И всё же, это могло быть всё, что угодно, — допытывался он.
— Я сказала наугад, ясно?! — выдохнула я, уже уставшая от этой игры и от его общества в частности. — И вообще, почему ты задаёшь некорректные вопросы, вопросами даже не являющимися?
Он ухмыльнулся, а потом, подумав и сжав мою руку сильнее необходимо, непринуждённо сказал:
— Ты хоть раз перемещалась во времени?
Вот тут уже я напряглась серьёзно — как правило, возможность прыгать во времени для обычных и даже слегка одарённых людей была сказочкой почище бессмертия, мира во всём мире и Сталина в балетной пачке. К этому, конечно, можно было прийти, собрав воедино увиденные и услышанные от меня факты, но так быстро… Да и люди приходят к фантастичным выводам, находясь либо на грани отчаяния, либо не в своём уме. Хотя, в целом, это объяснение подходит к этому… «особо одарённому».
— Да, — выдохнула я, уже представляя, какое недоумение и шквал вопросов вызовет мой ответ. Но он снова меня поразил, кивнув так, будто бы догадывался с самого начала.
«А не мог ли он?.. Ну нет…»
— Моя очередь, — волнительно сказала я, уже прикинув, как можно будет его удобнее вырубить, если он ответит положительно. Не в силах играть в словесные шарады, я спросила в лоб. — Ты прямо или косвенно относишься к Комиссии?
— Нет, — осторожно ответил он, буравя во мне дырку. Я прекрасно знала, что эта Комиссия не раз всплывёт в будущих диалогах, заставляя меня проклинать свой длинный язык, но всё же облегчённо выдохнула — мне надо было убедиться. — Ты состоишь или состояла в Комиссии?