Цель – Перл-Харбор

– Лейтенант, с машины! – Сухарев оглянулся на голос – комиссар полка махал рукой, стоя возле танка, остальных уже не было видно. – С машины!

Сухарев медленно шагнул к борту кузова.

Немецкий истребитель ушел вперед, в голову колонны, заложил вираж, чтобы выйти на дорогу. Степные дороги почти не петляют, и застывшие машины сейчас были очень удобной целью.

Взревев двигателем, один из грузовиков рванул к обочине, попал колесом в канаву и замер. Из кабины выпрыгнул водитель и побежал в степь.

Ударили пулеметы истребителя. Две дорожки пуль помчались вначале по земле, потом нащупали машины.

Сухарев как зачарованный стоял и смотрел на приближающийся самолет. На размазанный диск винта, на оранжевые сполохи пулеметов, на пыль, двумя спиралями закручивающуюся за истребителем.

Все будто замедлилось, застыло… Звуки растянулись и стали глуше. Медленно-медленно двигался «мессершмитт», не торопясь пулеметы выплевывали пули, и пули, словно увязая в сгустившемся воздухе, медленно били в металл кабин, дерево кузовов, разбрасывали в стороны ошметки плоти и щепки. Медленно вспух огненно-черный пузырь – взорвалась машина. Полыхнула еще одна. От нее метнулся охваченный огнем человек…

Пули все ближе.

Это все, подумал Сухарев. Все. Нелепо получилось…

Удар швырнул его в сторону. Коленкой о борт, потом мгновение полета, и удар о землю выбил воздух из его легких.

Наваждение ушло – осталась боль, темнота, лоскутами плавающая перед глазами, рев мотора, грохот пулеметов… Треск, хруст досок; очереди, пробежав по машине, спрыгнули на землю и скакнули на следующий грузовик, словно бежали наперегонки.

– С ума сошел? – прозвучало над самой головой.

Сухарев повернулся.

– Почему вы не с семьей, товарищ капитан?

– Умереть хочешь? – Костенко тряхнул лейтенанта за плечи. – Ты в себя пришел?

– Почему вы не с семьей, товарищ капитан? – снова спросил Сухарев. – Вы же ради них предали товарищей… Ради них…

Второй истребитель пронесся над ними.

Несколько гильз упали на землю рядом с Сухаревым.

– Вы – предатель, товарищ капитан, – сказал Сухарев. – Вы…

Пощечина. Еще одна.

Щека онемела, а нижнюю губу пронзила боль. Сухарев тронул губу рукой, посмотрел на пальцы. Кровь.

– Встать! – крикнул Костенко и рванул лейтенанта за ремень, поднимая того на ноги. – И бегом за танк. Бегом!

– Хорошо… – пробормотал лейтенант. – Я бегу… Бегу…

– Ты впервые под бомбами, лейтенант? – на бегу спросил Костенко.

– Что? А, нет… Десятый… Двадцатый – какая разница? – пробормотал Сухарев.

– Что ж тебя так развезло… – Костенко остановился возле танка, посмотрел на небо. – Где же они?

Сухарев оперся рукой о броню, вскрикнул, отдернув руку. Солнце нагрело металл, почти раскалило.

– Вы о ком, товарищ капитан? – спросил Сухарев.

– О «мессерах», естественно… – Костенко приставил ладонь козырьком ко лбу. – Не могли же они просто так…

– Почему просто так? Они полетели вдоль дороги… До самого фронта… – Сухарев вытер кровь с подбородка ладонью, а ладонь вытер о галифе. – Вы мне губу разбили, товарищ капитан…

– Жаль, что башку не снес… – не отрывая взгляда от неба, бросил Костенко. – Под двадцатой бомбардировкой – и такой конфуз…

– Конфуз… – повторил Сухарев. – Бывает. Мне говорили, что у каждого свое время на ошибки. И количество ошибок, которое отпущено на жизнь. И пока всех не допустишь – не умрешь…

– Ага, – кивнул капитан. – Бывает… Где же… Вот…

Снова послышался нарастающий рев двигателя и пулеметные очереди. Истребители возвращались тоже вдоль дороги, оставляя за собой дымные столбы горящих машин.

Сухарев проводил немцев взглядом, потом поднял голову и увидел, как тройка самолетов пикирует сверху к дороге…

– Вон еще немцы, – Сухарев указал пальцем.

– Какие немцы… Наши. Тройка – значит наши. Немцы парами работают. – Костенко снял фуражку. – Куда же они лезут?

– Немцы?

– Наши, мать их! «Ишаки»…

– Так собьют они немцев к черту! – Сухарев посмотрел на капитана. – Три против двух – собьют же?

Звено «И-16» спикировало к дороге, «мессеры» ушли вправо-вверх, выскользнув из-под огня.

– Бегут же! – крикнул Сухарев. – Уходят…

– На вертикаль, – тихо сказал капитан. – На вертикаль…

«Ишаки» развернулись резко влево, пошли за немцами вверх.

– Сейчас они их! Сейчас!

Кто-то возле дороги закричал «ура!». Красноармейцы наконец увидели свои самолеты, и не просто увидели – краснозвездные истребители их защищают, прикрывают… И сейчас, конечно, завалят немцев… Завалят…

Головной «ишак» вдруг качнулся, крыло отлетело в сторону, и самолет, вращаясь, устремился к земле. Виток-виток-виток… Удар. Взрыв. Ведомые разошлись в стороны, но один из них тут же столкнулся с оранжевым пунктиром трассеров, скользнул на крыло, потом сорвался в штопор…

– Как же это?.. – пробормотал Сухарев.

– А это – еще пара «мессеров» вверху. Двое выманивают на себя наших, двое загоняют их в землю… – Костенко ударил кулаком по броне. – А наши… Подставились ребята.

Уцелевший «ишак» резким разворотом ушел от пулеметных очередей.

– Уходить! – крикнул Костенко, будто летчик в истребителе мог его слышать. – Не на вертикаль!