Цейтнот. Том II

— Что ж, не станем заставлять Ивана Михайловича ждать. Идём!

Ждать в итоге пришлось нам самим — Иван Богомол невесть куда запропастился, и мы проторчали на свежем воздухе минут пять или даже десять, прежде чем он наконец соизволил явиться. За это время я успел чуток остыть и успокоиться, а вот Альберт Павлович, наоборот, поглядывал на часы со всё возрастающим раздражением и на моё предложение ввести в курс дела, раз уж выдалось свободное время, отреагировал без всякого энтузиазма.

— Меняем дислокацию, — коротко ответил он, явно не желая вдаваться в детали.

Но я и не подумал сдать назад и продолжил расспросы.

— Куда и зачем, если не секрет?

Альберт Павлович кисло глянул в ответ, но всё же соизволил пояснить:

— Принято решение пробиться к Адмиралтейству, закрепиться на всей протяжённости Дворцового проспекта и отрезать засевших в столичной управе монархистов от их основных сил.

Я попытался припомнить карту центральных кварталов, наморщил лоб и уточнил:

— Получается, «Асторию» тоже отсечём? А это не спровоцирует исхода слушателей Общества изучения сверхэнергии?

Лицо куратора осталось столь невозмутимым, будто он поставил на кон небольшое состояние, но отмалчиваться Альберт Павлович не стал и коротко подтвердил:

— Отсечём. Спровоцирует.

— Но как же так? — опешил я. — Мы же сами подтолкнём их к активным действиям!

Ответом стало неопределённое пожатие плечами, и я понятливо кивнул.

— А-а-а! Вы о чём-то договорились с Горским!

Вот тут Альберт Павлович враз растерял всё своё благодушие, поджал губы и с откровенным неудовольствием выговорил мне:

— Что непонятного было в приказе забыть о всяком общении с этим господином?

Я поёжился то ли от ледяного тона, то ли от забравшегося под пальто ветерка и пообещал:

— Больше не повторится.

— Очень на это надеюсь, — сказал Альберт Павлович уже не столь холодно, потом добавил и вовсе едва ли не проникновенно: — Невоздержанность на язык до добра не доведёт, Пётр. Уж поверь на слово, о некоторых моментах не стоит упоминать вслух ни в приватной беседе, ни даже наедине с собой.

— Учту, — покладисто сказал я и поспешил перевести разговор на тему, одновременно и более интересную, и менее опасную. — Значит, на штурм пойдём? Это хорошо!

И тут я душой нисколько не кривил — пусть и успокоился немного после недавнего инцидента, но так и горел желанием устроить мятежникам весёлую жизнь. Увы, куратор этого моего воодушевления не оценил.

— Не пойдём, а пойдут, — поправил он меня. — У нас свои задачи будут.

Я позволил себе скептическую ухмылку, и Альберт Павлович немедленно ткнул меня указательным пальцем в грудь.

— И вот ещё что, Петя! Мы идём не карать мировое зло и даже не убивать мятежников. Мы идём работать. Выполним свою задачу и сразу отступим в пункт постоянной дислокации. Это понятно?

Армейская формулировка в устах моего насквозь штатского куратора удивила настолько, что я совершенно машинально ответил:

— Так точно!

Альберт Павлович улыбнулся и вновь постучал меня пальцем по груди.

— И чтоб никакой самодеятельности! Никакого: «убьём их всех» или «пепел кого-то там стучит в моё сердце»! И барышню ту выкинь из головы!

— Да выкинул уже! — пробурчал я раздражённо. — Чего вы заладили-то?

— Того и заладил! — отрезал Альберт Павлович и повернулся к показавшемуся на крыльце чёрного хода Ивану. — Ну что там?

Тот спустился к нам и сказал:

— Ждём подкрепление, — после с интересом посмотрел на меня и полюбопытствовал: — А что за барышня? Пете кто-то разбил сердце?

— Наоборот, — с тихим смешком ответил Альберт Павлович и обратился ко мне: — Смотри и учись, Петя, как нужно тему разговора менять!

Иван Богомол покачал головой.

— Наговариваете вы на меня, Альберт Павлович! Без всяких задних мыслей интересуюсь. И вот если это не моё дело, тогда переводите разговор на другую тему уже вы…

— Научил на свою голову! — фыркнул куратор и выжидающе посмотрел на меня. — Ну и что скажешь, Петя? Его это дело или не его? Ты смотри, моё мнение — всё же не истина в последней инстанции. Может, зря я на тебя напустился?

Я страдальчески вздохнул.

— Давайте теперь консилиум устроим!

— А давайте! — потёр ладонями Иван. — Что там у тебя, Петя, с барышней?

Пришлось ещё и ему о стычке с диверсантами рассказывать. Заодно и мнением куратора на сей счёт поделился.

Иван даже руками развёл.

— Ну, Альберт Павлович! Ну в самом деле — какая ещё греховность? Сами посудите: если бы Петя ощущал гнёт заповеди «не убий», это бы изводило его на протяжении без малого двух лет! А он не столь толстокож, чтобы через защитные барьеры психики пробился лишь этот укол! Ясно же, что дело совсем в другом!

Альберт Павлович прищурился.

— И в чём же?