Цейтнот (том II)

Смутной картинкой проявилось в голове ясновидение, но никак среагировать на атаку противника я не успел, да и не пришлось: её попросту не последовало. Стена за спиной Григория вдруг бесшумно осыпалась серой пылью, через пролом из дома выскользнула тёмная фигура, а миг спустя Альберт Павлович метнулся вперёд и воткнул в шею оператора длинную сапожную иглу. Следующего движения куратора я не разглядел, но без него точно не обошлось — когда Григорий ничком повалился на землю, из его спины торчала ещё одна игла, воткнутая аккурат в район энергетического узла операторов шестого витка.

— Ну вот как-то так! — скупо улыбнулся Альберт Павлович и потряс кистями, с которых посыпались серебристые искорки. — Что ты так на меня смотришь? Не в моих принципах недооценивать значимость командной работы!

— Ха-ха! — выдавил я из себя и окинул взглядом дворик-колодец.

Стёкол не уцелело ни одного, в некоторых местах обвалились и стены. Тёмные провалы, кругом лишь они одни…

У меня закружилась голова, и Альберт Павлович моментально оказался рядом, влепил хлёсткую затрещину.

— Ну-ка не вздумай сознания терять! Ты же не институтка сопливая!

Уж не знаю, что именно сработало: столь нелестное сравнение или же оплеуха, но головокружение вмиг отступило. Пусть и не совсем, пусть лишь отчасти, но я сумел перебороть дурноту и присел к скрёбшему по земле пальцами левой руки Григорию.

— Помогай! — потребовал Альберт Павлович. — Надо убираться отсюда!

— А Данилевский? — коротко спросил я, через силу потянув в себя сверхэнергию.

После холодной упорядоченности энергии в противофазе ровно кипятка хлебнул и не воды, а кипящего спирта. Так и перекорёжило всего, обожгло, опалило изнутри, но совладал со спазмами, начал набирать внутренний потенциал, ещё и пленника под руку ухватил.

— Кто знает? — хмыкнул куратор, помогая мне поднять Григория.

— Не догнали?

Альберт Павлович фыркнул.

— Я трезво оценил свои и твои шансы на успех и благоразумно скорректировал планы. Не в моих принципах… Ну да ты уже в курсе.

Скорректировал планы? Схватка с Григорием заняла минуту или две, никак не больше, и столь своевременное вмешательство в неё куратора говорило о многом. Очень-очень о многом.

— Удачно получилось.

— Ты даже не представляешь! — ухмыльнулся Альберт Павлович.

Мы поволокли обездвиженного оператора через заваленный обломками рам, стеклянными осколками и кирпичным крошевом двор, и я на всякий случай уточнил:

— Не очнётся?

— В ближайший час — точно нет.

Ответ куратора несказанно порадовал, поскольку сам я сейчас мало того, что едва на ногах стоял, так ещё и сверхсилой мог оперировать лишь с крепко-накрепко стиснутыми зубами. Без последствий противоборство с Григорием не обошлось, внутри пульсировало болезненное жжение, острыми уколами оно отдавалось в темечко при каждом ударе сердца, и казалось, будто от перенапряжения вот-вот взорвётся голова.

От перенапряжения! И это когда я едва ли на трети мощности работаю!

Зараза!

В арке послышались быстрые шаги, и я вскинул левую руку, готовясь ударить плазменным выбросом, но Альберт Павлович успел предупредить:

— Свои!

И точно — к нам присоединился боец особого дивизиона. Как его…

Балаган? Баламут? А, Балагур!

— Надо уходить! — шумно выдохнул тот, приседая у стены с гранатой в одной руке и мотком проволоки в другой. — От Адмиралтейства к мятежникам выдвинулось подкрепление.

— Бегом! Бегом! Бегом! — заторопился Альберт Павлович.

И — побежали. Ну или почти…

Часть вторая. Глава 6

Глава 6

Тёмная арка. Глухой двор. Пустые провалы выбитых окон. Расстрелянные и посечённые осколками тела.

Кровь. Гильзы. Белые нарукавные повязки.

И снова — кровь, пороховая вонь, битое стекло. Тяжёлое дыхание, звук шагов, грохот близкой перестрелки.

Бежим!

Ещё одна арка, за ней выход на улицу, нам бы туда — да какой! В квартале шёл бой, воздух беспрестанно прошивали росчерки трассеров, вспыхивали осветительные ракеты, свистели, щёлкали о стены и с воем рикошетили пули, гулко ухали взрывы. Стреляли и с одной стороны, и с другой, свою лепту в происходящее вносили крупнокалиберные пулемёты и орудия бронетехники — соваться наружу было чистейшей воды самоубийством. Даже если каким-то образом дадим знать о себе своим, противник нас десять раз перехватить успеет.

Не добежим! И никакие кинетические щиты не помогут!

На донёсшийся из глубины квартала хлопок я внимания не обратил, а вот Балагур нервно оглянулся и втолкнул нас с Альбертом Павловичем в одну из боковых ниш.

— Растяжку сорвали! — объявил он, укрываясь у противоположной стены.

Дотянулись отголоски поискового воздействия, и поскольку заземления я не восстановил, меня словно наждачкой по оголённым нервам мазнули. Не пришлось даже напрягаться, дабы определить количество и расположение преследователей: в голове само собой проявилось неприятное давление, троившееся и заставлявшее морщиться будто от зубной боли.

— Три оператора! — выдохнул я, успев на долю мгновения опередить утопившего спусковой крючок Балагура.