Цейтнот. Том I

— Да вот так! Дело отходит комиссариату в трёх случаях, — Василь начал загибать пальцы, — в нём замешаны операторы, зарубежные агенты или политические экстремисты. Ещё вредительством и саботажем занимаемся, но это и всё. И вот смотри, проворовался какой-нибудь министерский чиновник или сенатор на взятках погорел — это прокурорских юрисдикция, а там всё схвачено, дело разваливается, и фигуранты разве что в отставку уходят. Правильно это?

Я покачал головой.

— Нет, само собой.

— Вот и у нас так посчитали. Теперь берут за жабры какую-нибудь мелкую сошку, выбивают из неё нужные показания, и высокопоставленный растратчик превращается в агента срединской разведки. Или нихонской — не суть важно. Грязно работают. Мы в розыскном такое не практикуем. Иностранный департамент тоже реальных шпионов ловит, а вот в газеты обычно дела одно сомнительней другого попадают.

Василь переложил себе на тарелку последний кусок кекса, откинулся на спинку стула и вздохнул.

— У нас, конечно, тоже всякого хватает, но так грубо не работаем. — Он обвёл рукой зал. — А сюда я перед службой захожу. Чай пью, медитирую, настраиваюсь. Даже встаю на полчаса раньше ради этого. Хорошо тут.

— А Машка как же?

— У неё скользящий график, редко когда с моим совпадает.

— Квартиру снимаете?

— Ага. Денег улетает — жуть, зато в двух шагах от работы. Самый центр.

— Жениться-то не надумали? Глядишь, молодой семье служебную квартиру выделят.

Василь потёр крупный нос и махнул рукой.

— Повременить решили. У нас не особо поощряют, когда муж и жена вместе служат. Да ладно, что мы обо мне да обо мне? У тебя-то как на личном фронте?

— Да никак практически, — усмехнулся я. — Учёба, работа, снова работа. Домой только поспать прихожу. Ну и сверхспособностями занимаюсь.

— О! Я тоже! — кивнул Василь. — На пик румба вышел, теперь фокусировку улучшаю и создание энергетических структур начинаю отрабатывать. Трижды в неделю на занятия хожу.

— Это правильно, лишним не будет.

— Вот и я о том же.

Краем глаза я заметил движение, и повернулся к жуликоватой наружности живчику в клетчатом бархатном пиджаке, лимонной сорочке и с броским шейным платком.

— Василий, моё почтение!

— О, Серж! — Василь поднялся и пожал протянутую руку. — Чем порадуешь?

— Есть два билета на «Цирюльника». Но — балкон.

— Беру!

Я с немалым интересом проследил за товарно-денежным обменом, после чего не удержался и спросил:

— В театр собрался, что ли?

Василь вроде как даже немного смутился, буркнул:

— В оперу. — И сразу пояснил: — Да Машке по работе надо, ну и я с ней за компанию хожу. Ну а что такого? Приличная публика, отличный буфет, поют знатно. Без либретто ни черта не понятно, правда, что на сцене происходит…

— Либретто — это что?

— Ну как театральная программка, только с текстом… — взялся объяснять Василь, но мне вдруг резко стало не до него.

Внутри мотком колючей проволоки прорезалось ясновидение, откуда-то издалека долетели перетряхнувшие спокойный до того энергетический фон помехи, а после докатилась ударная волна, дрогнул пол под ногами, задребезжали оконные стёкла.

Какого чёрта?

Василь осёкся на полуслове и озадаченно уставился на меня, потом вскочил и поспешил к двери. Я последовал его примеру, остальные посетители встревоженно загомонили, но и только, вслед за нами на улицу никто выскакивать не стал.

На улице стреляли. Не поблизости и даже не в соседних кварталах — отголоски частых хлопков трёхлинеек едва долетали, а сверхэнергетические помехи перестали доноситься вовсе.

— Не нравится мне всё это, — проворчал Василь и вернулся в кафе, попросил у буфетчика разрешения позвонить, а когда тот выставил на стойку скрывавшийся до того под прилавком телефонный аппарат, принялся быстрыми поворотами диска набирать нужный номер. Почти сразу утопил рычажки, с тем же успехом повторил попытку и попробовал связаться с абонентом через телефонистку, но все линии оказались заняты.

Василь кинул буфетчику мятую трёшку и отказался от сдачи, вновь покрутил диск и вновь дозвониться не смог.

— Идём! — позвал он меня и сдёрнул с вешалки пальто.

Мы покинули кафе и прислушались. Стрельба определённо начала затихать, характерные хлопки доносились теперь куда реже прежнего.

— И что это было? — спросил я на улице.

— Кто б мне сказал, — проворчал Василь.

— А напрямую с диспетчером связаться? — предложил я, покрутив растопыренными пальцами у виска.

— И назавтра весь день мигренью страдать? — фыркнул Василь, который невзлюбил ментальное общение ещё в учебном взводе комендатуры.

Но он-то к нему хотя бы способен в отличие от меня!

— Ладно, Петя! — протянул Василь мне руку. — Давай разбегаться. Вернусь в комиссариат, узнаю, что стряслось. Мало ли?

Ответить на рукопожатие я не успел, мой товарищ вдруг странно вздрогнул, прижал к лицу ладонь, выругался:

— Дерьмо!

Он мотнул головой, ухватил пригоршню снега и приложил её к начавшему кровоточить носу. Я сообразил, что дело в ментальном воздействии, и вновь спросил:

— Что стряслось-то?!

— Широкополосное оповещение, — пояснил Василь и сплюнул кровью. — Самое гадкое из всего, что только есть. Ненавижу…