Я сунул его в портфель, получил в зале спецлитературы учебное пособие по технике двойного вдоха и рванул в административный корпус, где проректор по хозяйству выделил несколько комнат совету студенческого самоуправления. Там всюду суетились рабочие, какую-то мебель они заносили, какую-то выкидывали в распахнутое окно и подхватывали телекинезом уже на уровне первого этажа. Бригадир в ответ на вопрос о здешнем начальстве махнул рукой куда-то вглубь только-только побеленного коридора с ещё пестревшим белыми пятнами полом, туда я и двинулся, чтобы в самом дальнем помещении наткнуться на четвёрку важного вида молодых людей и единственную среди них барышню — невысокую, миленькую и пухленькую, уже точно не студентку, а то ли аспирантку, то ли начинающего преподавателя.
Из всех я знал только председателя студенческого клуба Якова Беляка и возглавлявшего актив военной кафедры Касатона Стройновича. Остальных видел впервые, и когда на меня устремились вопросительные взгляды, поднял руку со сложенным вдвое направлением от Бюро оперативного реагирования.
— Секретарю дисциплинарного комитета сюда?
— Сюда-сюда! — обрадовался Касатон. — Со мной работать будешь!
Яков презрительно поморщился, барышня тоже закатила глаза, но её раздражение не имело личной направленности.
— Вот вам и очередное проявление мужского шовинизма! — заявила она. — Все ответственные посты занимают мужчины!
— Брось, Диана! — рассмеялся голубоглазый блондин. — Ты же с нами!
— В качестве уступки общественному мнению! — последовал немедленный ответ.
— И секретарь дисциплинарного комитета — чисто техническая должность, — заметил молодой человек с блекло-рыжей шевелюрой и чуть более тёмными усами, который единственный из всех присутствующих протянул мне руку и соизволил представиться: — Всеволод.
— Пётр, — ответил я на рукопожатие.
— Техническая? — возмутилась Диана. — Как же! Как же! А вспомните классическое: жалует царь, да не жалует псарь!
— Мы не столь оторваны от коллектива!
Касатон хлопнул меня по плечу и указал на дверь.
— Идём, введу тебя в курс дела. А то это надолго.
Мы прошествовали по коридору со свежей побелкой, и лишь на крыльце он, закурив, продолжил:
— Разместить тебя пока негде, мест даже секретариату совета не хватает, людям на головах друг у друга сидеть придётся. Сева обещает с ректоратом этот вопрос решить, но свежо предание, да верится с трудом.
— Всеволод — председатель? — уточнил я, отдавая направление.
— Ага. Аспирант с кафедры теории феномена резонанса, — подтвердил Касатон. — Но не суть важно. Работать будешь пока у нас на кафедре, чтобы личные дела домой не таскать.
— Да у меня кабинет в лабораторном корпусе, могу там работать. Только что делать-то надо? Какие обязанности у секретаря?
— Секретарь — это прокурор и адвокат в одном лице. Будешь заключения для дисциплинарного комитета готовить, — пояснил Стройнович, последний раз затянулся и выкинул окурок в урну. — Не переживай, весь криминал мимо нас пойдёт, мы самые простые дела разбирать станем. Расследовать тоже ничего не придётся, из службы охраны и оперчасти готовые дела поступать будут. С тебя только рекомендации.
«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», — мысленно вздохнул я и с намёком спросил:
— Не захлестнёт вал бытовухи?
— Поживём — увидим. Работать с понедельника начинаем, завтра выездное заседание совета. Подходи сюда к четырём.
— Какое ещё заседание?! — забеспокоился я. — Я там зачем? У меня лекции в субботу!
— В субботу к девяти утра вернёмся уже. Самое большее первую пару пропустишь. И ты — часть студенческого совета! Тебе в этом коллективе самое меньшее год до следующих перевыборов работать. Если дежуришь, это тоже решаемо.
Я поморщился и пообещал:
— Ладно. Буду.
— Вот и молодец! — хлопнул Касатон меня по плечу. — И завтра международный женский день, по три рубля на подарки барышням собираем.
— Тебе сдавать? — полез я в карман за деньгами.
— Нет, в кассу. Идём, покажу.
Сдав на подарки три целковых, я вышел на улицу и озадаченно поскрёб затылок. Состояние было откровенно пришибленным. Вроде, и на своём настоял, от перевода в оперчасть отбившись, но как бы ещё даже хуже себе не сделал. По всему выходило, что к синекурам должность секретаря дисциплинарного комитета не относилась, и быть мне той самой рабочей лошадкой, на которой все ездят. И даже пашут.
Я будто воочию увидел ехидную ухмылочку Альберта Павловича, идти к нему расхотелось окончательно, но и тянуть с просьбой госпожи Карпинской не было никакой возможности, постоял, повздыхал да и отправился на кафедру кадровых ресурсов.
Только заглянул в кабинет куратора, и тот моментально оторвался от бумаг, поднялся из-за стола и снял с вешалки пальто.
— На ловца и зверь бежит, — объявил Альберт Павлович, чем меня нисколько не воодушевил, и указал на дверь. — Идём-ка свежим воздухом подышим.
— Я по делу.
— Да неужели? А я думал, похвастаться зашёл.
Интонации куратора буквально сочились ядовитым сарказмом, и ничего хорошего предстоящий разговор мне точно не сулил, но уже на улице Альберт Павлович взглянул на часы и самым обычным тоном спросил: