– Это раньше я в безликой толпе орал до боли в ушах «Служу Советскому Союзу!» и про себя добавлял: как собака, – и вымирал себе дальше. Теперь профессор Егудаил Егудаилович Эскимосов (надо будет подобрать себе приличное и благородное английское имя с несложной транскрипцией), – говорил он о себе в третьем лице, – принадлежит только республиканской партии и ее демократическому правительству и готов встать на защиту своего нового, горячо любимого капиталистического отечества от всех на него посягающих, а посягать на него желающих много. Вон, к примеру, – показал он на шумливую группку, сплошь одетую в бабьи платки. Мы как раз шли мимо Организации Объединенных Наций, где вечно кто-нибудь толпится. В данном случае это были арабы-палестинцы, из тех, кто живет в палатках под Москвой, а сюда приезжает повзрывать немного, после «петуха» пуская слезу с высокой трибуны Дворца Наций, кстати невероятно расплодившихся. – О, нефть – черная сперма арабов! – неподдельно возмущался Гудя. – Государственные мужи Запада заигрывают, кокетничают, млеют при одном только упоминании о ней. Стонут при одном лишь запахе ее, как разыгрывающие страсть красотки. Помнишь, у Отелло: «Раз в Алеппо в чалме злой турок бил венецианца и поносил Республику. Схватил за горло я обрезанного пса и поразил его вот так!..» И так выразительно полоснул себя по горлу, что я закричал и, помнится, меня тогда вывели из театра, так убедительно показал Отелло, как режут негодяев. Сколько можно поносить Республику? Нет, что ни говори, а пример защиты человеческого достоинства здесь налицо. И вообще, наглость, она безгранична, как демократия. Смотришь – тихая гнида, а наглости – хоть отбавляй. И где она только у него помещается? Сам в чем душа, еле на ладан дышит, а все туда же – грабить беззастенчиво, и не себе подобных, а таких стеснительных, как я…
– А что, собственно, произошло? – спрашиваю. – Тебя что, уже ограбили?
– Понимаешь, прихожу в респектабельное бюро (по крайней мере, так на вывеске у них написано) – хочу получить свои деньги, оставленные в залог, а мне говорят: «И нам надо что-то зарабатывать» – и присваивают их на моих глазах, предварительно взяв у меня квиток, удостоверяющий, что я оставлял свои деньги именно здесь. Поначалу я даже опешил. И это в такой великой стране, так болезненно реагирующей на несправедливость…
– А потом?
– А потом схватил за горло я обрезанного пса и чуть кадык ему через его бессовестный глаз не выдавил…
Горяч, как Отелло, – про себя я отметил. Вот тебе и северная и давно вымирающая (или, наверно, уже вымершая) народность.
– Они, видите ли, возмущены, что мне не понравилась предложенная ими квартира-халупа с ценою в дворец.