– Ладно, – наконец произнес он, – а почему бы и не попробовать? За 24 штуки грина в коричневой сумке я почти на все готов. Не ссы, давай
– Да Вы что, Судья, – возразил я. – Возьмите себя в руки. Что же вы так сразу «порешим»? Речь же идет всего лишь о карточном должке.
– Конечно, – ответил он. –
Мы подъехали к грязному трейлеру, стоявшему за скотопригонным двором какого-то мясокомбината. Лич встретил нас у двери: красные глаза и дрожащие руки, заляпанная одежда. В руках он держал огромную двухлитровую бутылку «Уайлд Терки».
– Слава Богу, ты дома, кент, – сказал Судья, – я просто не могу словами выразить, какая хренотень приключилась со мной сегодня ночью…. но сейчас вроде все в порядке. Сейчас у нас будет
Лич изумленно выпучил глаза. Затем он глотнул виски.
– С нами все кончено, – пробормотал он, – я как раз собирался перерезать себе вены.
– Чушь какая, – сказал Судья. – Мы же по-крупному выиграли. И ты тоже, чтоб мне с этого места не сойти. Ты мне подсказал
Лич напрягся, откинул голову назад и испустил вибрирующий на высоких нотах крик. Судья схватил его.
– Ну-ка, успокоился! – прорычал он. – Что не так?
– Я реально фраернулся со ставками, – всхлипнул Лич. – Я с братвой из магаза пошел в этот гребаный спорт-бар в Джекпоте. Мы бухали «Мескаль» и горланили непонятно что. Я вообще ни фига не соображал.
Очевидно, Лич был конченым алкашом и время от времени впадал в истерику.
– Я напился и поставил на «Бронкос», – ревел он, – потом я увеличил ставку вдвое. Мы все потеряли.
В комнате воцарилось гнетущее молчание. Лич беспомощно ревел. Судья схватил его за пояс грязного кожаного халата и принялся колотить. На меня они не обращали ни малейшего внимания, а я старался сделать вид, что ничего не происходит… Ситуация была до крайности мерзостной.
На столе перед диваном стояла пепельница. Когда я потянулся за ней, то обнаружил на столе блокнот с записями, которые оказались стихами Лича. Они были нацарапаны красным фломастером и представляли собой примитивнейшие рифмы. Одно стихотворение привлекло меня. Оно казалось каким-то особенно гадким. Сам почерк отталкивал. В стишке говорилось о свиньях.
Я ему сказал, что это – неправильно
– Они меня прикончат, – сказал Лич. – Они к полуночи здесь будут. Мне – трындец. – Он издал еще один крик, на этот раз на низких тонах, и потянулся за бутылкой «Уайлд Терки», но перевернул ее и разлил содержимое.
– Ничего страшного, – сказал я, – сейчас еще принесу.
По дороге в кухню я увидел голую женщину, неуклюже валявшуюся в углу. Ее лицо выражало такое отчаяние, будто ее только что пристрелили. Глаза навыкате, а рот открыт – казалось, она хочет дотянуться до меня.
Я отпрыгнул от нее и тут же услышал смех. Сначала я подумал, что Лич, который обычно хорошенько поколачивал свою жену, на этот раз так расстроился из-за крупного проигрыша, что пришел в ярость и выстрелил ей в рот непосредственно перед тем, как мы постучали ему в дверь. Казалось, женщина беззвучно кричит: «Помогите!»
Я побежал на кухню и взял там нож, полагая, что если Лич до такой степени выжил из ума, чтобы убить свою жену, то уж меня-то, единственного свидетеля преступления, он точно должен будет убрать. Правда, еще оставался Судья, но он, кажется, заперся в ванной.
В дверном проеме возник Лич – он держал голую женщину за шею и бросил ее через всю комнату в мою сторону…