Царство страха

Это было явным преувеличением. Однако Мак Майерс, помощник окружного прокурора, чей офис начал расследование этого инцидента, едва-едва не аресто­вал Томпсона по обвинению в стрельбе из автоматиче­ского оружия. Все закончилось благополучно только потому, что он не смог доказать, из какого именно оружия велась стрельба. У Томпсона оказалось разре­шения на неисправный автомат, а когда его попросили предъявить оружие для экспертизы, он достал совер­шенно непригодное ружье, завернутое в тряпку с кус­ками какой-то отвратительной ядовитой массы. Его состояние не позволило провести баллистическую экс­пертизу.

Спустя три дня после стрельбы, когда в офисе ок­ружного прокурора спорили, выдвигать обвинения про­тив Томпсона или нет, на Уоткинса посыпались напас­ти. Садки, в которых он три года выращивал отборную форель, стали серебрянными от животов всплывших рыб. Более чем шесть сотен рыбин, некоторых из кото­рых весили но восемь килограмм, отправились на тот свет. Воду отравили под покровом ночи, и Уоткинс не­медленно обвинил своих соседей в потраве и примене­нии против него «террористической тактики». Он сказал также, что даже если местным не по душе его вкусы и стиль жизни, он не позволит себя запугать. Главный дом его огромного поместья, в строительство которого вложено много миллионов долларов, добавил Уоткинс, будет достраиваться еще два года, но будь он проклят, если позволит себя запугать до того, что его сгонят с собственной земли. «Ничего, меня это только раззадо­рило, — сказал он репортерам и предупредил, что соби­рается нанять вооруженных охранников. — Если потре­буется, — добавил он, — я выставлю охранников вдоль всей дороги. Я могу себе это позволить».

... Уравновешенный Странахан разделял обеспоко­енность шерифа непрерывно накаляющейся обстанов­кой. Вместе они выпустили заявление, в котором при­зывали всех остановить конфронтацию, пока никто не пострадал. В Таверне, где проблемы Уоткинса ком­ментировались обычно хриплыми шутками, сильно со­мневались, что кто-то из долины в самом деле мог бы отравить воду в ручьях Вуди Крика. Уоткинс или не Уоткинс, это Запад, и здесь с водой не шутят. Новые, настроения в Таверне иллюстрировал большой стакан, установленный теперь на барной стойке. Надпись на нем гласила: «Мы скорбим по погибшей форели. Ваши пожертвования помогут вернуть форель в пруды Флойда. Жители Вуди Крик хотят, чтобы все знали: мы не считаем, что потрава рыбы может решить проблемы. Давайте вернем форель на место, а потом обсудим все остальное».Томпсон, возмущенный туманными намека­ми на то, что он мог оказаться замешанным в историю с отравлением рыбы, назначил награду в $500 тому, кто сумеет пролить свет на ситуацию. Также он сказал, что теперь ему, возможно, придется отравить некото­рых из своих павлинов.

Копилка только начала наполняться чеками, как история с рыбой Уоткинса прояснилась. Один рабочий ранчо Бивер Ран, недовольный недавним увольнением, показал под присягой, что видел, как ночью, предшествующей отравлению, двадцатитрехлетний сын Уоткинса Лэнс и Роберто, мексиканский мастеровой, вылили в пруды от четырех до пять галлонов вещества иод названием Кутрина Плюс. Это отравляющее средство используется для контроля за ростом водорослей.

— Химики утверждают, что концентрация меди в во­де, взятой из прудов, превышает летальный уровень для рыб в миллион раз, — сообщил шериф Броудис на состоявшемся в Таверне заседании Круга Вуди Крик — неформального сообщества землевладельцев и влия­тельных жителей долины, в который входили и Уоткинс и Томпсон.

Расследование шерифа показало, что форель отра­вили не по злому умыслу, а по чистой случайности — это сделал сын хозяина и его мексиканский помощник.

—  У нас тут разные мнения на этот счет, — враждеб­но бросил Уоткинс своим соседям, вызвав взрыв изде­вательского смеха.

Отказавшись признать вердикт шерифа, Уоткинс сам нанял биолога. Доктор Харольд Хаген установил, что уровень Кутрина Плюс в воде недостаточен для массовой гибели рыбы. Это известие встретили новые взрывы хохота.

—  Мое ранчо отличается от ранчо Джорджа Страна- хана или ваших, ну и что с того? — вырвалось наконец у Уоткинса. — Скажете, я не имею права покрасить свой дом в розовый цвет? А вы свой в синий — имеете?

В ответ на слова Томпсона о том, что только «вампир или оборотень» смог бы жить в его доме, Уоткинс сказал:

—   Я не вампир и не оборотень, но скажу вам кое-что: уж я-то вот точно не хотел бы жить в доме Томпсона. Но мне совершенно наплевать, что он живет по соседству.

По таверне пронесся смешок, и постепенно установилась доброжелательная атмосфера, которая царила до конца заседания. Томпсон даже согласился взять назад свои слова о доме Уоткинса.