Меня так и подмывало позвонить, просто для того, чтобы Макговерн вскочил пораньше и растолкал Фрэнка Манкевича, чтобы тот ни свет ни заря сел сочинять опровержение для пресс-конференции, которая без сомнения последует за моими скандальными разоблачениями... но, подумав, я отклонил эту идею; мне надо было выспаться хорошенько, а после подобных звонков спать обычно не приходится. Разразился бы дикий скандал, в результате которого меня ославили бы как Опасного Законченного Торчка, человека, перешедшего все пределы экстрима в своих галлюцинациях и других формах агрессивного, общественно опасного слабоумия. Манкевич, заместитель губернатора Южной Дакоты и протеже Макговерна, Билл Дауэрти, они выставят все в таком свете, что я не только окажусь дискредитированным, но того гляди меня просто посадят за счет благодарного государства, подвергнут принудительному лечению и шоковой терапии.
ЧТОООО? Даже не упоминайте тут это слово!
Шоковая терапия? Расстрел акул? Знаете что... мы, кажется, тут немного зарвались, не пора ли сменить тему?
Июль 1972
Записка от шерифа
Одним холодным зимним утром я выглянул в окно и увидел, как Хантер подходит к моей двери. Никогда прежде я не видел Хантера раньше 10 часов утра, ну, кроме как в суде. Он зашел узнать, не собираюсь ли я составить ему компанию до Луисвилля, где ему собирались в торжественной обстановке вручать ключи от города. Я моментально согласился.
В 7.30 следующего утра мы уже готовились к выходу. Самолет улетал в 8.30. В восемь он спросил, сколько у нас остается времени.
- Сейчас восемь, - отвечал я.
- О-ба, а на моих 7.30! Это антиаэропортное время.
Я понял, что он имеет в виду. По дороге к самолету мы обогнали двадцать машин, и это на заснеженной двухколейке. Хантер похвалил мои водительские таланты. У меня все-таки было предчувствие, что в этой поездке придется изрядно постараться.
До Луисвилля мы добирались весь день. Там нас ждал Уэйн Эвинг, подготовивший церемонию как следует. В отеле мы зарегистрировались под псевдонимами: А. Линкольн и Д. Бун. В номере Хантера была гостиная, где уже стояли сорок или пятьдесят креветочных коктейлей.
На следующий день оставалось только проверить звук в зале. Уоррен Зевон, Джонни Депп, сын Хантера Хуан, а также еще множество друзей Хантера, включая меня, веселились на этой вечеринке.
Хантер был счастлив. Он стрельнул Зевону в спину из огромного огнетушителя, пока Уоррен наигрывал на фортепиано. Напугал его до полусмерти.
Нам доставили «Седан де Вилле», чтобы Хантер мог распоряжаться им по своему усмотрению, как бывало. Еще он хотел купить большой кнут, чтобы периодически щелкать им во время торжества. Две студентки из местного университета, назначенные нам в помощницы, отвели его в большой магазин товаров из кожи.
Ни один из кнутов Хантеру не понравился, но он купил студенткам ботинки и куртки. Остаток дня мы колесили по Баскетбольной Аллее, парку Чероки и другим памятным местам детства Хантера. Все шло гладко - пока что.
Прямо перед началом торжества Хантер попросил меня сообщить организаторам, что он не появится на сцене до тех пор, пока ему не выдадут пакет из оберточной бумаги, набитый наличными долларами. Свой разговор с организаторами я начал со слов «Вообще-то я не привык к подобным просьбам, и все-таки...».Через две минуты перед самым выходом на сцену я вручал Хантеру искомый пакет. Хантер требует многого от своих друзей.
Воцарилась чудесная атмосфера любви и доверия. Одна поэтесса прочитала оду, посвященную Хантеру, невероятно его растрогав. В четыре утра он лично сел за руль и отвез женщину домой.
По дороге он то и дело заезжал на тротуары, порой проскакивая в доле сантиметра от росших вдоль дороги деревьев. Давно уже я не видел столь возмутительной езды.
- Хантер, езжай-ка ты по мостовой! Сейчас каждый яппи из этих довоенных особняков хором названивает в полицию. Что ты скажешь копам?
Хантер ответил, что я слишком много переживаю по пустому поводу. Мы доставили поэтессу домой и вернулись в отель. Никаких проблем. Никаких арестов.
В последний день Хантер навестил Виргинию, свою маму. Она жила теперь в доме престарелых за пределами города. Хуан, я и стриптизерша по имени Бэмби составили ему компанию. Бэмби хотела, чтобы Хантер расписался у нее на заднице, и она смогла бы сделать по этому эскизу татуировку.
Я привез Хантера и Хуана в Епископальный Центр Ухода, и сказал, что мы с Бэмби скоротаем час в баре. Весь час ушел на поиски бара, безуспешные в этом «сухом» округе. Жизнь постепенно развеивает любые иллюзии.
Когда мы вернулись в дом престарелых, я проводил Бэмби в туалетную комнату, путь к которой шел через довольно большой холл. Ее микро-платье, высокие ботинки и обильный макияж вызвали сильное оживление у старых ловеласов.