Царство Проклятых

– Иди взмахни мечом или ударь кулаком о какой-нибудь кусок камня и сгинь. Ты думал, я не слышала о твоем грандиозном проявлении темперамента? Домиций и Макаден – дураки. Но только еще больший дурак поступил бы так, как ты. Кто-то может подумать, что вмешиваются новые грехи. Вам следует быть внимательным, Ваше Высочество. Другие смотрят. И они проявляют особый интерес к вашему двору.

– Думай, что говоришь. – Его ярость закружилась, как порывистый ветер шторма. Матрона улыбнулась, но не той любящей улыбкой, с какой бабушка обращается к внуку. Она была словно из стали. Выражение лица Гнева стало еще хуже. – Я не подчиняюсь твоим приказам.

– Тогда считай это предложением. Как бы то ни было, не сказать ей об этом – безответственно.

– Да, мне бы очень хотелось знать, о чем вы оба говорите.

Теперь, когда боль ушла, я начала раздражаться. Я знала, что у Гнева все еще были секреты. Секреты, которые даже Селестия считала, что я имела право знать. И после того, что только что произошло между нами на отмели, я их больше не потерплю. Я пристально посмотрела на Гнева.

– Кто-то должен ответить на мой вопрос. Сейчас же.

Селестия взглянула на нас.

– Вам двоим стоит поговорить друг с другом. Наедине. – На этот раз ее улыбка была по-настоящему обеспокоенной. – Хотя ты можешь отвести ее в Храм Ярости, подальше от того места, где тебя могут подслушать. У меня такое чувство, что вы двое разбудите весь замок.

С этими словами она вывела нас из своей комнаты с настойками и захлопнула за нами старую дубовую дверь. Я смотрела на принца. Так или иначе, он сказал бы мне правду. Я не могла понять, почему Селестия знала его секреты, а я нет, и мое раздражение переросло в злость. И эти эмоции не были вызваны Домом Гнева.

Кто еще в его дворе был осведомлен о том, что он скрывал от меня, и что непосредственно касалось меня? Это было недопустимо, что я была единственной, кого держали в неведении.

– Я хочу знать правду. Больше никакой лжи. Ты мне слишком много задолжал.

Казалось, что он был близок к тому, чтобы схватиться за оружие. Хотя его расстройство не было связано ни со мной, ни даже с матроной. Возможно, он злился сам на себя. В какую бы игру он не играл, она была окончена. И переиграть возможности уже не было, как он надеялся.

– Твою мать. – Гнев провел рукой по волосам и отошел от меня. – Я думал, у нас будет больше времени, но после сегодняшней ночи, это, очевидно, больше не может ждать.

Гнев отвел нас в свою личную библиотеку и заколдовал комнату так, чтобы наши голоса оставались внутри. Я стояла перед огромным камином, согревая руки. В прохладе замка, изнуренная охватившей меня болью, в тоненькой сорочке и с мокрыми волосами, я промерзла до костей.

Страх тоже играл роль в моей дрожи. Может что-то случилось с моей семьей? Если они пострадали – или еще хуже – не знаю, сказал бы мне об этом Гнев.

Он знал, что они были как моей слабостью, так и в той же степени моей силой, и я бы выторговала свое возвращение домой, разорвав договор с Гордыней. Это бы точно усложнило его миссию и было достаточным мотивом для того, чтобы не откровенничать со мной.

Напряженное настроение Гнева тоже не успокаивало. Оно захватило мои чувства, пока нервы не стали натянутыми настолько, что лопнули.

Он расхаживал по комнате, как большое животное, запертое в клетке. До наших страстных объятий в лагуне, а затем в коридоре перед его спальней, он всегда оставался спокойным; даже будучи в ярости, он никогда не был… на грани. Как тревожно видеть его таким. И то, как он огрызался на матрону, было тоже на него не похоже. Иногда он мог быть сердитым, высокомерным или исполненным мужского самодовольства, но никогда не был грубым.

– Может сядешь? – Я потерла руки. – Ты нервируешь меня.

Он подошел к столу и налил немного лавандовой жидкости в бокал. Он залпом опрокинул его, затем быстро налил и предложил мне второй стакан. Я покачала головой.

Ожидание казалось невыносимым. Мой живот был словно завязан в какой-то замысловатый узел. Мне хотелось знать, что он должен рассказать, и почему все это так сильно на него влияло. Даже когда он напал на Макадена, он не чувствовал ни сожаления, ни беспокойства. Только действие. Он приводил в исполнение приговор и был беспристрастен к его жестокости.

– Может не стоит так нагнетать? – Мой голос был на удивление спокойным. Полное противоречие бешеному стуку сердца. – Что бы ты не сказал, это не может быть настолько плохо.

Я надеялась.

Наконец он остановился, чтобы посмотреть мне в глаза. По выражению его лица невозможно было понять, что он чувствовал. Он был охвачен прохладным, тревожным спокойствием. Дрожь поползла по моей спине. Его поведение напомнило мне акушерку, сообщившую роковые новости.

– Ранее этим вечером ты спросила, почему я оставил на тебе Метку. Я не уверен, что ты полностью понимаешь, для чего она. Почему это даруется так редко.