Она ударила по воде руками, посеяв веер брызг, и опустилась с головой в воду. Владимир поднялся по деревянным ступеням и присел на край ванны. Она лежала на самом дне, вытянувшись в струну: синие глазищи были широко раскрыты. И даже сквозь толщу воды ему показалось: она плачет. Вокруг прекрасного лица вздымались русые локоны. Затем она приподнялась и села.
– Сатиры и русалки могут любить друг друга и даже производить иногда потомство… Сатиры могут спариваться со всеми, даже с людьми, но русалки не могут заниматься любовью с людьми. Мы разной крови… А я полюбила тебя и попыталась обмануть природу. Прости меня, любимый. Я не смогу стать тебе настоящей женой.
Владимир наклонился и поцеловал ее в холодный лоб.
– Ты искупалась, моя прекрасная наяда?
– Да…
– Пойдем, пока у тебя есть настоящие, живые и самые прекрасные в мире ножки, я отнесу тебя в постель, обниму крепко-накрепко, и мы просто уснем.
Она тихо улыбнулась и, словно Афродита, взлетела на поверхность воды, вода опала вниз бурлящей, розоватой пеной. Он снова подхватил ее на руки и бережно отнес на кровать. Заботливые руки укрыли прохладное тело. Он лег рядом и обнял прекрасную наяду, через минуту им овладел глубокий и безрадостный сон.
– Да, хорош! И кто же тебя так разукрасил? – прозвучал сквозь сон голос Виктора.
Владимир с трудом разлепил, стянутые в щелку глаза, мутный взгляд скользнул по демону. Тот восседал на стуле рядом с кроватью Владимира. Лунный свет обливал ровным свечением его стройную фигуру, облаченную в ярко-красный бархатный фрак и белоснежную, кружевную сорочку с пышным жабо. На ногах красовались черные лакированные штиблеты. Такими же черными и глянцево блестящими выглядели и его темные, роскошные кудри. Виктор любил и умел красиво и разнообразно одеваться. Любил поражать собеседников своими шикарными нарядами.
Владимир засмотрелся на яркий костюм наставника и почти забыл о том, с кем заснул накануне. Внезапно он вздрогнул и пошарил рядом с собой. Рука нащупала лишь мокрую ткань простыни. Он порывисто сел – вместо русалки рядом с ним красовалось большое мокрое пятно и поблескивало несколько крупных чешуек.
– Ты не ответил на мой вопрос: кто тебя так славно отделал?
– Я не спросил их имен, и они не пожелали представиться, – буркнул Владимир и снова лег.
– Ну конечно, тебе было не до того. Ты же тащил важную поклажу.
– Да тащил и что с того? – хмуро отозвался Владимир. – Многим мужчинам был бы понятен мой поступок…
– М-да? – Виктор запрокинул черноволосую голову и задорно рассмеялся. – Ты так думаешь? – и он снова фыркнул. – Хотел спросить: ты закончил свою рыбью эпопею? Или мне принести тебе селедочки? А может, карасиков поджарить? Или ушицы из осетринки сварить?
– Я не хочу, – Владимир уставился в потолок.
– Отчего же ты, голуба, не оценил мой новый аромат? Фарина бы перевернулся в гробу, если бы понюхал нечто подобное, – Виктор озорно хохотнул. – А вот рыба-то твоя, скорее всего, бы оценила. Зря ты отмывался от рыбьего жира.
– Вам смешно, а я не знал, чем этот гнусный запах перебить.
– Не надо было и перебивать. Вы слились бы с ундиной в едином, так сказать, любовном амбре, – демон снова рассмеялся.
– Вольно вам смеяться надо мной.
– А что мне плакать над твоими глупостями? Уволь, я плакать вовсе не умею. Увы, не обучен. По части слез – это у нас бестолковые бабы, сентиментальные слабаки, да и меланхоличные ангелы. По поводу последних, это не к нам. Нет, ну я тебя, конечно, понимаю… Горячее желание способно сдвигать горы. Но прости, причем же здесь рыба из озера?
– Она была похожа на Глашу.
– Да? А разве у твоей бывшей любовницы Глашки был когда-нибудь рыбий хвост? Ну, что замолчал? Говори, был или нет?
– Нет, не было.
– А чего же тогда тебе в голову взбрело?
– Не знаю…
– И главное: украл волшебный прутик, решил воспользоваться им без разрешения.
– Вы его сами выронили.