Царство Прелюбодеев

«Однако муринов и кофейных любовников у дамочки хоть отбавляй. Одних сожрали, появились другие», – рассудил Владимир и попятился к выходу. Он не хотел, чтобы его видели. В самый последний момент показалось, что проницательный взгляд Полин устремлен прямо на него, что ей отлично известны все его тайные маневры. Полин едва заметно усмехнулась, горделиво вздернула носик и, демонстративно отвернувшись, повела светскую беседу с другой симпатичной, рыжеволосой дамой.

Владимир, пригнув голову, пятился к забору. Рука нашарила чугунную ручку, скрипнула ажурная калитка, он вышел за ворота.

Одна из юных и неопытных муз, совсем некстати шепнула ему на ухо парочку незатейливых строчек:

Оставлю я сей вертоград[51] с его цирцеями младыми,
Их тонкий стан, лукавый взгляд таят коварство и погибель…

Он замер на минуту, лица коснулась легкая, одухотворенная задумчивость, ладонь качнулась в такт стихотворной рифме, и родилось продолжение:

Муринов крепких череда падет в альковах страстных пери,
И львиным рыком возвестят о жажде жертвенной скудели…

«Да-да, увольте, пока я не готов к повторному визиту в этот Версальский вертеп. Не заманите вы меня сюда ни академическими позами изящных фигур, ни предстоящими авантюрами», – согласился он с музой. – «Прогуляюсь-ка, я лучше к лесу».

Уверенной походкой, насвистывая военный марш, охваченный легкой бравадой, вполне довольный собой, он направился к противоположному краю дороги, туда, где вдалеке виднелась кромка темной чащобы.

Владимир вспомнил, что в самый первый день, когда Виктор вел его к новому жилищу, они встретили на улице какого-то господина. Как его звали-величали? Кажется, какой-то Горохов. У того в руках была корзина с грибами. «А что? Может, несчастный тоже с голодухи поплелся за грибами… Хотя, по его упитанному виду этого не скажешь. Кстати, он приглашал к себе в гости – надо будет как-нибудь нанести визит вежливости. Может, он поведает мне что-нибудь интересное, если я вообще разберу, что он говорит», – рассуждал Владимир. – «Правда, пойду-ка я в лес, наберу грибов и приготовлю их себе на обед», – в ответ на его мысли, желудок снова призывно заурчал. – «Но как я их буду готовить? Повара-то моего рядом нет. Эх, была не была, авось и сам разберусь».

Он прошел еще с полверсты, мимо диковинных деревьев, пока дорога не свернула к лиловому полю. Его давно интересовало: отчего обычное поле мрело издалека таким странным цветом? Что на нем растет? Он подошел ближе – сиреневые, фиолетовые, цвета индиго, блё-раймондовые[52], милори[53], ультрамариновые мелкие цветы сплошь покрывали это обширное пространство. «Это же лаванда! Да, именно лаванда или цветы очень похожие на нее. Именно такую лаванду я видел летом на юге Франции в Провансе. Удивительной красоты флора. Господа, а вы – эстеты. Мне вторично кажется, что я попал в Эдемский сад. Правда, солнышка нет. Но все равно – очень красиво!» – размышлял очарованный Владимир. Он наклонился к лиловым цветам – они источали тонкий, неземной аромат. Пальцы коснулись нежных на вид соцветий. По кустикам прошла волна, цветы отклонились от рук так, словно не желали его прикосновений. Тут же послышалось какое-то странное бормотание на французском языке и ворчливый шепот. Махнев немного опешил и отдернул руку. Потом кто-то невидимый сказал уже по-русски, но с сильным французским прононсом, угрюмым, старческим голосом:

– Убери руки, дерзкий барчук! Чай, не у себя в поместье шастаешь. Не твое – не трогай…

– Простите, я не хотел! – Владимир покраснел до корней волос.

– Не хотел он! Что ты лезешь везде, где не положено. Суешь свой нос – куда ни попади. Лапаешь, что не требно. Сидел бы дома, бонвиван[54]…

Владимир, молча, таращился на лиловые кустики.

– Ну, что встал, как истукан? Шел к лесу, так иди, – проворчал невидимка.

Махнев попятился от лиловых кустиков – ему стало крайне неприятно и досадно – на него прикрикнули и устыдили так, словно он был дворовым, крестьянским мальчиком. Теперь он шел посередине дороги, стараясь не разглядывать яркие цветы. Несколько раз почудилось – в кустах лаванды мелькнули чьи-то тени, слышался ворчливый шепот. Он заметил какое-то барахтанье и чьи-то томные вздохи, потом мелькнули босые мужские ноги, через пару сажень из фиолетового марева приподнялась растрепанная женская голова с торчащей косой. Голова охнула, качнулась, чья-то круглая ладонь прикрыла рот, голова снова исчезла в нежных кустах. Послышалась возня, за ней последовали характерные сладострастные стоны. Было такое впечатление, что злобное поле, воротившее невидимую физиономию от его рук, не пожалело своей территории для более габаритных вторженцев.