Царство льда

Сняв шубу, Мелвилл обнял друзей в тускло освещенной теплой хижине. Его суровое лицо было обветрено и покрыто паршой, кое-где виднелись лиловые язвы обморожения, но в целом он пребывал в гораздо лучшей форме, чем Найндеман и Норос. При виде товарищей Мелвилл прослезился – это были слезы радости и облегчения, но в то же время и слезы печали, ведь бывалому механику было больно смотреть на своих изнуренных товарищей, под глазами которых залегли глубокие тени. Мелвилл понимал, что эти бедолаги побывали на волосок от смерти.

Рассказ Мелвилла был во многом схож с тем, что пережили Найндеман и Норос. На его долю тоже выпали лишения, распри и скитания по безлюдным пустошам. Все это, по его словам, было «леденящим душу ужасом». И все же Мелвиллу сопутствовала удача.

Днем 12 сентября одиннадцать человек на вельботе – Мелвилл, Даненхауэр, Ньюкомб, Лич, Бартлет, Коул, Чарльз Тонг-Синг, Генри Уилсон, Фрэнк Мансен, Лаутербах и Анегин, – как выразился Мелвилл, отошли от катера Делонга «на огромной скорости». Но шторм усилился и отломил кусок руля, тем самым лишив вельбот управления. Моряки на борту принялись гадать, выживут ли они на таких волнах. Всматриваясь в море, они не сомневались, что больше никто из участников экспедиции не выжил. «Нам казалось, – сказал Мелвилл, – что шторм пережило лишь наше судно».

Мелвилл развернул вельбот по ветру и, как и Делонг, соорудил сложный плавучий якорь из обрывков брезента, весел и палаточных колышков, к которому для веса привязал несколько медных чайников. Изящной эту конструкцию было не назвать, однако она превосходно справилась со своей задачей и позволила команде Мелвилла выбраться из шторма.

И все же всю ночь они «всеми силами вычерпывали и откачивали воду». Волны набегали по три разом, и моряки распределили усилия, чтобы успевать перевести дух перед следующей порцией воды, которая хлестала через борт. Лучше всех работали Анегин и Чарльз Тонг-Синг, которые сидели в трюме и с отчаянным упорством вычерпывали воду. Но промежутки между волнами были очень коротки. «Нас окатывало холодной водой… – рассказывал Мелвилл. – На борту она мгновенно превращалась в слякоть». И моряки снова исступленно принимались вычерпывать воду. Когда рассвело, «стало только хуже, – вспоминал Мелвилл, – потому что теперь мы видели, в каком плачевном состоянии пребывают наши товарищи». Мелвилл окоченел, его руки «опухли, покрылись язвами и кровоточили от холода и застоя крови». Земли не было видно, перед ними лежало лишь бескрайнее свинцово-серое море. Трюм вельбота, набитый снегом, который предполагалось растапливать в пресную воду, наполнился соленой водой, так что пить морякам было нечего.

В отсутствие измерительных приборов Мелвилл и Даненхауэр направляли вельбот в дельту, ориентируясь лишь по солнцу и звездам. Мелвилл сильно отклонился от курса, который взял первый катер Делонга. Механик направил вельбот строго на юг и приближался к юго-восточной оконечности дельты, в то время как Делонг забрал далеко на запад и в итоге пристал к менее изученным – и менее населенным – северным регионам дельты. По мере приближения к земле два экипажа разошлись друг от друга на несколько сотен миль.

14 сентября вельбот сел на илистую мель, но земли Мелвилл по-прежнему не видел. Снявшись с мели, они взяли курс на востоко-юго-восток и много миль шли среди песчаных отмелей, пока не обнаружили свободный ото льда проток, который оказался одним из основных рукавов Лены. Мощное течение выносило коричневый ил далеко в холодное море. Там они повернули строго на запад и поплыли против течения. Вода с каждым часом становилась все менее соленой. Утром 17 сентября в отдалении они заметили два мыса – настоящие врата этой сильной реки. Наконец-то они достигли Сибири.

Весь следующий день они двигались вверх по течению Лены. Мелвилл недоумевал: на его карте, скопированной из «Географических известий» Петермана, были обозначены многочисленные «зимние хижины местных племен», однако моряки не видели никаких признаков жизни. Берега быстрой мутной реки около четырех миль шириной были забросаны плавниковым лесом. Мелвилл писал: «Мы на чем свет стоит ругали Петермана и его карты, которые завели нас в никуда».

Они более ста двадцати часов сидели в тесном вельботе, и положение их было незавидным. «Холод, – писал впоследствии Мелвилл, – лишал нас сил, сковывая мысли, слова и движения». Ньюкомб жаловался на боль в деснах – характерный признак цинги, а остальные страдали от разной степени слепоты и звона в ушах.

Но больше всего их мучили конечности. «Руки потрескались и ужасно кровоточили, – писал Мелвилл. – Кожа покрылась ссадинами и язвами, плоть распухла и стала рыхлой на ощупь. Мы больше не чувствовали ни рук, ни ног». В особенно плохом состоянии были ноги у Лича (тяжесть его обморожения была сравнима с обморожением Эрихсена, когда тот оказался на берегу). Сняв сапоги, Лич увидел, что его пальцы стали иссиня-черными, а кожа и ногти загнулись, по свидетельству Мелвилла, как перья, опаленные огнем.