Царство красоты (фрагмент)

Я стараюсь не думать о происходящем, о своих чувствах, которые, оказывается, у меня всё-таки есть. Да, именно так, ведь до этого был уверен, что их нет совсем: женщины, вернее, девушки, всегда оставались для меня существами, чьи поцелуи приятны, но ещё приятнее иные места, которые я использовал с целью удовлетворить свои физиологические потребности.

Я никогда и ни к кому не ощущал…нежности? Да, пожалуй, это именно то слово. Или как называют желание прикасаться так, как это делает отец, например? Теперь я не просто её ощущаю, теперь у меня имеется острая потребность эту нежность куда-нибудь деть… Вернее, не куда-нибудь, а вылить всё, что накопилось почти за год, на один единственный, вполне конкретный объект.

Недавно я узнал, что мой отец в своей бурной молодости дарил направо и налево деньги и недвижимость. Двухбедрумную квартиру,  например, или студию за секс. Я тоже заслужил: подарили и мне квартиру - в Париже. Честно заработал - выручил его дочь, вовремя предотвратил групповое как минимум изнасилование, как максимум с последующим лишением жизни.  Я думаю: а чего в Париже-то? С чего вдруг? Меня вроде тут приняли, в дом впустили, сыном назвали, наказали любить сестёр и в любое время являться к ним в гости без приглашения - потому что в семье так и поступают. И тут вдруг Париж…

- Зачем? - спрашиваю.

- Не стану врать, что в Сорбонне тебя будут учить лучше, чем здесь, - мягко объясняет отец. - Скажу честно: так будет лучше для всех.

- А все, это кто? - интересуюсь.

- Все - это все, но лучше будет тебе, твоей матери и Соне.

- Ах, Соне! - я с трудом сдерживаюсь, чтобы не блевануть от приторной отцовской любви.

- Ты и сам видишь, что она творит. Нужно вас развести на время, иначе она совершит что-нибудь непоправимое.

- Так её и отправляй! Я-то тут при чём?!

- А при том, что я не могу выпустить её из-под контроля, Эштон! Она сейчас в крайне опасном состоянии - дай ей волю, ещё с собой покончит!

- Тогда объясни мне, почему за её проступки наказание несу я?

- А ты совсем ни при чём у нас, да, Эштон?! Глупая дурочка чудит, а ты герой! Не так ли?

- Не понимаю, на что ты намекаешь?!

- Разве не ты провоцировал её? И тогда, у Алексея на вечеринке, и два дня назад на собственной!

- Зачем?!

- Тебе виднее, наверное, зачем ты это делаешь. Но метод выбрал НЕВЕРНЫЙ!

- А какой верный?

- А вот этот и верный, который я озвучил тебе раньше: не можете вести себя как взрослые люди, значит, я разведу вас по разным углам до тех пор, пока не повзрослеете. Чтобы все остались целыми и невредимыми, и те, кто дразнит, и те, кого дразнят!

- Да с чего ты, блин, взял то, что я её провоцирую?! - и вот сейчас мне действительно интересно.

- Из своего собственного жизненного опыта: ни один разумный мужик не станет заниматься петтингом с другой на глазах у влюблённой до беспамятства девчонки! В её возрасте и неудачная стрижка может привести к летальному исходу, а такое, как ты творишь…

- Я понял, - прерываю его. Достал своими нравоучениями.

Я понял и первое же место, куда меня несёт подаренный отцом же Мерседес кабриолет – остров Бёйнбридж. Сегодня у НЕЁ не рабочий день. Сегодня она дома.

Она дома, а мне сорвало крышу: я ненавижу отца, но ещё больше – Софью. Я несусь на скорости, выжимая рёв из немецкого автомобиля, чтобы не натворить каких-нибудь других глупостей, потому что моя энергия в этот момент мне кажется неуёмной…

Я вхожу в их дом, потому что у меня есть электронные ключи и доступ по скрину отпечатков пальцев. Я не предупреждал её, потому что такие визиты не требуют предупреждения. Она на кухне готовит обед, но меня не слышит – слушает музыку в наушниках, так ей больше нравится.

Валерия замечает меня только в тот момент, когда я максимально рядом, в каких-то пяти сантиметрах от неё.

По взгляду вижу – она уловила моё настроение. Мы оба замираем, мы оба ждём неизвестно чего. Вернее, я жду момента, любой провокации с её стороны, и она об этом знает, потому и не делает ничего, только смотрит в мои глаза…

Этот взгляд ни с чем не сравнить, его не описать словами, не передать его мощи и паранормального смысла, он убивает и возрождает, забирает все силы и тут же наделяет ещё большими…

Наконец, Лера поднимает руку, чтобы снять свои наушники, и успевает произнести только:

- Что случилось, Эштон?

И всё. Мои тормоза вырывает ко всем чертям с болтами. Мои руки на ней, губы тоже… Я целую так, как не целовал никогда в жизни, я хочу её так, как никогда и никого не хотел, я сжимаю её своими руками с такой силой, что у неё нет даже малейшей возможности пошевелиться, сопротивляться, остановить меня. Я целую её губы и замечаю, что она сладкая, как и те маффины, которые сейчас печёт, я целую её лицо, шею плечи, и ничего не понимаю из того, что она мне говорит одним из своих металлических голосов, которые я никогда не слышал в этом доме, но не раз в её аудитории…

В какой-то момент моя хватка ослабевает, она мастерски его ловит и вырывается, тут же залепив мне пощёчину…