– Испугаться, когда нападут, может любой, – сказал Колосов. – Важно вовремя взять себя в руки. Ну, мы идем или нет?
– Да, да, конечно, – словно спохватившись, Балмашов распахнул перед ним калитку.
Их машины стояли за забором. Свой «Мерседес» Балмашов так пока еще и не потрудился загнать в гараж.
– Так, значит, вы раскрываете убийства, – сказал он. – Надо же. А можете ответить мне на один вопрос как профессионал?
«Сейчас опять спросит, испытал ли я страх… ужас смерти». – Колосову было жарко, нудно и страсть как хотелось закончить весь этот балаган и убраться отсюда восвояси.
– А кто сказал, что нельзя убивать? – тихо спросил Балмашов.
– Закон, дорогой Андрей Владимирович. Закон, не нами придуманный. Это который «не убий».
– Который «не убий», – усмехнулся Балмашов, – сказал «посмотрите, посмотрите на лилии…». Вот, – он с хрустом сломал стебель росшего у забора дудника, – разве это не убийство? То, что я сейчас совершил?
– Вы куст порушили.
– Я убил его, это существо, сломал позвоночник, хребет этой жизни, живой жизни, живой. – Балмашов отшвырнул стебель. – И так сколько раз? Миллион. И как знать, что эта жизнь почувствовала, когда рука моя причинила ей боль. Не то же ли, что и я в тот вечер, когда меня научили… Когда мне… каждой клетке моей, каждому нерву, мускулу дали почувствовать, что и моя драгоценная жизнь, как эта, может вот так же легко, очень легко оборваться. Мы с вами пришли, майор. Вот эта тропинка.
Колосов огляделся. От дома их отделяло метров сто – не больше. Тропинка уводила от дачной дороги в лес. Где-то там, за деревьями, слышались плеск воды, детский визг и смех – там было то самое озеро, которым так славился дачный поселок Троицкая Гора. К озеру, кроме дачной дороги, вела масса тропинок, пробитых дачниками. Та, на которую указывал Балмашов, была малохоженой, заросшей травой. А трава в середине июня вымахала по пояс. Густыми были и заросли, окаймлявшие тропинку. Колючий шиповник тут, правда, не рос, все больше боярышник, ракита и еще что-то, названия чего Колосов опять же не знал и знать не хотел.
– Значит, в тот вечер вы шли здесь? – спросил он. – А все же чего так-то? Приехали домой, бросили машину у ворот. Сегодня-то вон сразу в дом пошли и меня повели. Сами ж говорите – жена. И в тот вечер она дома была. А вы вдруг от нее куда-то на сторону, к озеру.
– Я вам сказал, я хотел взглянуть на болотные растения в их естественной среде. Эта тропинка ведет на тот, противоположный берег. Там топко, там мало кто купается, только рыбаки по утрам сидят в камышах. И там есть отличные экземпляры водных растений, я хотел на них посмотреть.
– Так темно ж было как в ж…, то есть поздно.
– Я не обращал на это внимания. И потом, у меня было такое настроение. – Балмашов махнул рукой. – Я был опустошен, выдохся… Эти ночные страхи. Я мог сорваться в присутствии Флоранс, а она… ей нельзя нервничать. Я должен был, обязан был успокоиться.
– Там, на берегу у болота?
– Просто я хотел прогуляться перед сном, считайте, что так.
Колосов вздохнул. Лапша, ох лапша… Говорит, а у самого лицо дергается, рот как-то странно кривится. Красивый ведь мужик, бабы на таких гирляндами вешаются. Богатый, продвинутый. Творческая личность вроде как, тусовщик в шарфе. А они через одного «герычем» подпитываются. А в героиновом мороке чего только не почудится. И эти соломоновы лилии еще… При чем тут лилии?
Они медленно шли по тропе. Колосов осматривал кусты. Раздвигал ветки, заглядывая в жаркую душистую чащу. Местами кусты были поломаны, сквозь них были проложены тропы, ходы. Тропинка оказалась не такой уж и нехоженой, а вполне дачной, избитой.
– Вот здесь я оглянулся и почувствовал, что меня кто-то преследует, – сказал Балмашов.
Кусты окружали их стеной. «Да, ночью тут, пожалуй… того, пень за упыря примешь», – подумал Колосов. Он смотрел себе под ноги. Следы могли бы что-то показать, но земля под ногами была влажной, раскисшей, собственные следы тут же смазывались, оплывали. Вот если бы чуток подсохло, то…
– В какую сторону вы пошли? Обратно к дому?
– Я побежал. Не к дому, нет, вперед к озеру. Я не помнил себя, слышал позади только это… то, что гналось за мной в темноте. И вот здесь… да, кажется, здесь меня сбили с ног, набросили пакет на голову и начали душить. На меня навалилась тяжесть, кто-то очень сильный, яростный. Я сам не хилый, но… я ничего не мог, я был беспомощен, задыхался. Я чувствовал, понимал, что это конец, что мне не вырваться. Что оно… это… оно меня не отпустит, убьет. – Балмашов протянул руку к кусту, крепко сжал ветку. – Я был как этот вот лист, который я… – Он рванул ветку на себя, смял содранные листья в кулаке.
Колосов тщательно осмотрел тропинку. В этом месте часть ее занимала бурая лужа. Из тех, что козленочку-придурку напиться-захлебнуться.
– Одеты вы как были в тот вечер, Андрей Владимирович?
– Что?
– Одежда какая на вас была? Эта?
– Нет, другие джинсы, голубые, и куртка.