Царский суд. Крылья холопа

Малюта устало дёргал верёвки, привязанные к языкам колоколов. Голова его бессильно валилась на грудь. Хотелось спать. С тяжёлым вздохом вспомнил о больном сыне, мягкая улыбка порхнула по скуластому лицу. «Четверговой свечи не запамятовать — принести», — строго подумал, ёжась от холода. Рука машинально дёргала верёвку, голова тяжелела, слипались глаза.

   — Бум. Бу-ум, — тоскливо плакал встревоженный бас, скуляще стихал где-то далеко за оврагом.

   — Бу-ум. Бу-ум. Бу-ум, — снова царапалось в промороженном воздухе.

Высоко над землёй весёлой стаей расшалившихся серых птиц неслись облака. Их причудливо распластавшиеся крылья прозрачно переливались в розовой улыбке мёртвого солнца.

В церкви стояла могильная тишина. Лишь изредка Иоанн приподнимался с колен, устремлял холодный взгляд в потолок, медленно, по слогам, произносил слова молитв. И тогда молящиеся набожно вздыхали, крестились широким крестом, били земной поклон.

Позади царя, сложив на груди ладони, как херувим на хоругви, молился Басманов.

У церковной ограды дожидался Друцкой.

Иоанн вышел из церкви, благословил народ, кивнул опричнику. Друцкой подскочил к царю.

Лёгким движением губ царь почти неслышно спросил:

   — Прослышала про Калача?

   — Мы с келарем у самой двери опочивальни притчами наводили.

   — Не пыталась подлинно всё прознать?

   — Стрельцы у двери. А сквозь дверь меня видно. Мается. Руки, поди, все искусала себе.

Грозный хищно прищурился.

   — Пускай же пыткой себя изведёт, меня дожидаючись! — И сквозь смешок произнёс: — В трапезную! Да чтобы слободе жарко стало!

До вечера пировал Иоанн. Опричники пили из огромных ковшей, от пьяных песен и плясок дрожали тяжёлые своды хором. Под конец крикливая стая шутов, по приказу царя, разделась догола, выбежала на двор. Грозный хохотал пуще всех.

   — Псов науськать на них!

Скоморохи с пронзительным визгом бросились в разные стороны, скрылись.

Царь стих, вернулся в трапезную, сам налил себе вина, медленно поднёс ковш к губам. Неожиданно резким движением выплеснул вино в лицо постельничего, Лупатова. Боярин не смел шевельнуться, только перекосил лицо в покорную, заискивающую улыбку.

Грозный показал глазами на шубу.

Темрюковна узнала мужа по походке и своеобразному стуку посоха. Вытянулась на постели, натянула на глаза покрывало. У входа царь передал посох Басманову, скинул шубу на руки келарю, неслышно вошёл, закрыл за собою дверь.

   — Почиваешь?

Приподнял покрывало, ласково потрепал по щеке.

Лицо Темрюковны загорелось надеждой. Чуть приоткрыла глаза, улыбнулась невинной улыбкой.

Нежно взял её Грозный за руку, торопливо и незаметно надел перстень на палец, встал подбоченясь.

   — Глянь-ка на руку, — какой я тебе гостинец принёс.

Увидела, вскрикнула, забилась к стене.

   — Ляг, как лежала!

Послушно легла, плотно закрыла глаза.

Иоанн не спеша, твёрдой походкой направился к двери.

   — Малюта!

Опричник поклонился, рукой коснулся пола.

   — Зови попа. Панихиду служить!

И так же неторопливо вернулся к постели.

Темрюковна приподнялась, потянулась к мужу.

Царь заскрежетал зубами, по краям губ выступила пена. Холодно смотрели прищуренные глаза, точно нащупывали.

Медленно поднялась рука, костлявые пальцы сдавили горло.

И когда стихло бившееся в предсмертной агонии тело, близко склонился к посиневшему лицу, плюнул в выкатившиеся мёртвые глаза.

Прошёлся по опочивальне, скрестил на груди руки, обессиленно вышел. Тоскливыми ударами билось сердце. Сдавленным голосом, полным горечи, объявил:

   — Волею Божией царица Мария преставилась. — И, осеняя себя крестом, обратился к попу: — Служи панихиду по новопреставленной.

ГЛАВА XVI

Иоанн на коленях выстоял всю панихиду, взгляд не отрывался от трепетного огонька тяжёлой свечи, конвульсивно зажатой в кулак.

В мгновения, когда резче раздавались вопли боярышень, он сокрушённо вздыхал, торопливо крестился и больно стучался лбом об пол. Ровными рядами распластались неподвижно опричники, одетые в чёрные подрясники. Перепуганный священник невнятно читал молитвы, при каждом поклоне царя обрывался, гулко глотал слюну, прятался подальше за аналой.

Грозный задул наконец свечу. Басманов и Вяземский поставили ему под руки плечи. Он взял от Друцкого посох, поманил к себе взглядом Малюту.

Поп прервал службу. Сразу стихли боярышни.

Иоанн наставнически ткнул в Требник указательным пальцем.

   — Божие Богови.

И, постукивая посохом, не спеша ушёл в свои покои.

Опричник появился у двери.

   — А кесарю кесарево.

Скосил глаза, неожиданно пробудившийся гнев сдавил больно грудь.

   — Надумал я выдумщика в дорогу отправить.

Опричник приподнял удивлённо голову. Иоанн таинственно наклонился.

   — Вдогон за Курлятевым погони его. Куда боярин, туда и холоп.

И жестом отпустил Скуратова от себя.

Никишка примирился со своею участью, спокойно ждал смерти. Ужас охватывал только при мысли, что ещё не окончились пытки.

Малюта пришёл в темницу один, молча освободил заключённого от ошейника, открыл потайную дверь.

   — Лети!

И ударил изо всех сил по затылку.