Царские врата

Крикнула громко, на всю избу:

–Кто ты?

–Я Алена.

Алена поймала ртом воздух.

–И я – Алена!

–Я знаю, – сказала женщина без улыбки. – Поэтому и пришла.

–Кто ты?!

–Я – это ты.

Алена схватилась за стол, встала.

«Сейчас упаду, разобьюсь в кровь и проснусь».

–Ты не спишь, – сказала женщина ясным голосом. – Здравствуй.

И протянула к ней руки.

Алена отшатнулась и закричала.

–Я настоящая, – сказала женщина. – Я – это ты. Ты – это я. Мы обе – это Алена. Не бойся.

–Откуда ты взялась?..

–Оттуда не возвращаются. А я вот вернулась. Хоть чаем напои, замерзла я.

Женщина пила, грея руки о кружку, кусая жесткие карамельки.

Алена все пристальней глядела в зеркало живое.

«Так не бывает».

–Бывает, – женщина оторвала губы от горячей кружки. Утерла рот ладонью. – Гляди сюда.

Быстро, едва не порвав ворот рубахи, раскрыла грудь.

–Ну?!

Этот старый, белый и грубый рубец. Плохо заживший шов. Старая рана.

Чуть ниже ключицы, чуть выше медного креста.

Аленины руки сами протянулись, расстегнули пуговицу.

–И у меня такой же, вот.

Пальцы ощупали рубец. Пальцы сами узнали.

–Как ты выжила?

–Я? – Задыхались обе. Не могли говорить. – Сама не пойму.

–Я тоже не знаю. Что со мной?

–С тобой? Со мной…

–Мы думаем…

–Я уже ничего не думаю. Мыслей нет. А только смотрю на тебя, и все.

–На себя… Смотри… Вот ты какая стала… я…

–Вот я какая – была…

Руки двигались. Подавались навстречу другим рукам.

Летали над кружкой, над пустой чашкой. Боялись.

Боялись прикоснуться – и ощутить пустоту.

–Кто-то из нас спит, – тихо сказала Алена.

–Нет, – сказала молодая Алена. – Мы обе не спим. Мы настоящие.

–Так не бывает. Ты же… – Она не смогла сразу выговорить это слово. – Умерла.

–Это ты умерла.

–Мы смотрим друг на друга. Ты живая.

–Врешь. Я разговариваю с зеркалом. Я спятила. Сейчас.

Алена встала из-за стола и шагнула к зеркалу. Протянула руки.

–Разбить хочешь? – тихо спросила молодая Алена. – Не получится. Я живая.

Алена бессильно опустилась на стул. По щекам сползали мелкие слезы, стекали на шею, на расстегнутый воротник ночной сорочки.

–Зачем ты пришла? За мной? Я готова, – улыбнулась.

Женщина тоже плакала. И тоже улыбалась.

–Пришла посмотреть на тебя. Не бойся. Ты боишься.

–Я не боюсь.

–Нет, боишься. Только себе не признаешься.

Алена подалась к ней всем телом, чтобы услышать.

–Я хотела увидеть тебя. Какая я стану. И обнять.

Женщина протянула руки. Алена отшатнулась.

–Не бойся!

И тогда Алена решилась. Она еще сильней потянулась навстречу молодой Алене – и обняла ее сначала за плечи, и они обе встали, потом Алена придвинулась ближе. Молодая Алена обхватила ее за шею. Они соприкоснулись лицами. У Алены захватило дух. Чем крепче обнимались, тем пустее, воздушнее, горше становилось под руками, под грудью.

Лица женщины Алена не чувствовала под щекой.

Только легкий печной жар.

–Слышишь… Не плачь… Чаю еще хочешь?

И сама себе ответила:

–Хочу.

И оглянулась.

Молодая Алена стояла за ее спиной, ее волосы освободились из пучка и развились по плечам. Она беззвучно смеялась.

–Хочешь увидеть свою смерть? – просто спросила она.

И сама себе ответила:

–Хочу.

СНАЙПЕР левая створка Врат

ФРЕСКА ПЕРВАЯ. ОГОНЬ (изображение языков пламени на Вратах)

ЖИЗНЬ АЛЕНЫ ДО ВОЙНЫ

Мой отец был из простой русской семьи, мать – из простой татарской семьи.

Обе семьи, и отца, и матери, были бедные. Такие бедные, что часто денег на еду не хватало.

Когда деньги появлялись, меня – внучку – приглашали в гости. Бабушка Наталья жарила картошку на сале и готовила салат оливье. Бабушка Апа варила круглые беляши в кипящем масле. Я сама вылавливала половником беляши из чана. Бабка Апа что-то причитала надо мной по-татарски – я не понимала ни слова.

В школе я была сначала отличницей, потом стала троечницей. Мне как-то расхотелось учиться. Я устала слушать зверский, хищным шепотом, мат одноклассников за своей спиной и невнятное бубнение училок около грязно-зеленой классной доски с грязной и мокрой, дурно пахнущей тряпкой. А мела никогда не было, он всегда терялся, и его всегда искали.

После уроков мальчишки подстерегали девчонок за школой, на пустыре, делали подножки, нападали, наваливались, пыхтели. Девчонки отбивались, орали.

Директорша, огромная и грузная, как стельная корова, кричала в коридоре о прелестях забытого раздельного обучения. Ее никто не слушал.

Однажды в школу привезли компьютеры. Их установили в кабинете информатики. Ученики позабавились ими всего неделю: ровно через неделю, ночью, к школе подогнали две фуры, парнишку-охранника бацнули по темени чем-то тяжелым и сволокли в подвал, компьютеры вынесли, погрузили в фуры и увезли. С директоршей-коровой стало плохо, вызывали «Скорую». Завели уголовное дело. Воров не нашли.

Директорша наняла двух новых охранников, дюжих толстых мужиков, и купила им газовые пистолеты.

Я однажды к одному охраннику подошла. Потрогала пистолет пальцем. «Скажите, а он… и правда убить может?» Дядька захохотал и весь заколыхался. «У-ха-ха-ха! Ну, не насмерть повалит… может, подранит… а оглушит капитально, это да! Хочешь стакан сбить?»