Апрель успел достаточно прогреть Москву, чтобы огромные сугробы на улицах и дворах сошли на нет, превратившись в глубокие лужи и чавкающую грязь, однако князья Шуйские честь свою держали крепко, вся улица перед их дворцом была замощена дубовыми колодами, а вдоль заборов настелены еще и дощатые мостки.
Сгорбленная коротконогая старушенция, вся в платках, лохмотьях и с сальными волосами, ждала их здесь, неподалеку от ворот, жалобно покрякивая и протянув руку к прохожим. Боярин Зорин опустил в эту руку туго скрученное послание, монету, шепотом напомнил:
– Княжне Мирославе передай! Остальное получишь, как только ответ принесешь.
– Не боись, касатик. – Юродивая ловко спрятала грамотку за пазуху. – Все сделаю, не впервой. Неш-што не понимаю кручины вашей? – Она жалобно крякнула, перекрестилась и посоветовала: – А вы бы шли пока отсель. Не ровен час, дворня заметит.
Старушенция, словно проверяя свой голос, крякнула еще пару раз и заковыляла к калитке.
– Не обманет? – встревожился Басарга, глядя, как попрошайка стучится в калитку.
– Нет, не станет, – покачал головой Софоний Зорин. – Она же юродивая, они этим кормятся. Коли обманешь, то что? Украл гривенник да побирайся далее за корку хлеба. А вот если у боярина роман сердечный завяжется, то записочками молодые постоянно обмениваться начнут. Любовникам радость, а ей от каждого по гривеннику. Свидание устроить – тут уже полтину отмеряй. Коли же встречу долгую наедине, то и рубля никто не пожалеет… Потому-то у юродивых церковных в слободах такие дворы и стоят, что ого-го! Не всякому боярину по карману. На подаяние от баб кожевенных такое не скопишь.
– Ты, вижу, Софон, все расценки знаешь? – прищурился на друга Тимофей.
– Наше дело молодецкое, – тремя пальчиками вытянул за кончик бородку боярин Зорин, – не давать юным девкам в теремах от тоски зачахнуть. Серебро копить станем, когда немощь старческая прочие развлечения отнимет.
– Может, все же отойдем от двора княжеского? – предложил Басарга. – А то ведь правда… заметит кто молодых бояр у калитки и догадается, что весточки от княжны дожидаемся?
– Верно сказываешь, отойдем, – оглянувшись на калитку, согласился Зорин. – Ежели что, я бабку эту и на паперти завсегда смогу отыскать.
Молодые люди двинулись по улице, но на перекрестке остановились: дальше начиналась грязь. И хотя все они были в сапогах, пачкаться никому не хотелось.
– Может, и вправду завтра на паперти ответ заберу? – предложил Софоний.
– Не, подождем, – мотнул головой Басарга, которому сама мысль о столь долгом ожидании показалась нестерпимой. – Нищенок ведь на ночь там не оставят? Ужин кончится, и вскорости должна вернуться.
Юродивая с толпой таких же попрошаек вышла за ворота уже около полуночи. Вместе со всеми она долго кланялась на уже запертые двери, крестясь и громко молясь за здоровье хозяев и прочих добрых людей, обитающих в доме, а когда сирые стали разбредаться во все стороны, заковыляла к боярам, сгрудившимся на углу.
– Порадовали вы девицу-красавицу, ой порадовали. – Она протянула Зорину басаргинскую грамоту. – Прямо расцвела вся на глазах. Я уж ей так кланялась, так жалилась на жисть свою несчастную. Милостивица даже пообещала каждый день меня подкармливать, коли приходить стану и молиться за нее со всем старанием. Дай Бог здоровья княжне Шуйской, какая же она милая и добросердечная!
Басарга торопливо выхватил грамоту, развернул… Но в ночной темени ни слова было не различить.
Подсуетился Илья: достал из поясной сумки огниво, чиркнул на трут, раздул, подпалил берестяную затравку. В ее пламени бояре прочитали ответ на обратной стороне грамоты:
«
Береста, догорев, погасла.
– Больше нет, – повинился Булданин.
– Ну вот, – до хруста сжал кулаки Басарга. – Поманил Господь радостью, да тут же и отнял. Не судьба.
– Чего-то ты, друже, читаешь вроде бы одно, а говоришь про другое… – не понял Зорин. – Люб ты княжне, сохнет она по тебе, встречи жаждет. А ты заместо радости на небеса пеняешь! И, кстати, убогой я твоего имени не называл. Стало быть, сохранила княжна имечко твое в сердце, запомнила. Запал ты ей в душу, запал. Другой бы на твоем месте выше тына от радости прыгал, а ты киснешь!
– Так ведь пишет же она, что не судьба!
– Пишет, что хочет, да родичи не дают, – поправил его Зорин, теребя свою бородку столь энергично, что рисковал выдрать ее с корнем. – Вот кабы ответила, что «не хочет» или «не может», то беда. А коли «не допустят», то думать надобно, как препоны обойти, что родителями вокруг избранницы твоей устроены… Удалец ты молодой – али воздыхатель бесплодный? Так, где эта карга старая? Уже сбежала? Ну да ладно, сами чего-нибудь сообразим. Пошли домой.
Новые планы они обдумывали во дворце князя Воротынского, в светелке Басарги под самой кровлей.