— Она написала, что я намеренно измыслил миф о непонятной причине смерти, понимая, сколь важно для любого христианина похоронить по — людски близкого человека! Дескать, я рассчитывал, что она ради этого никаких денег не пожалеет. Потребовал с неё четыреста рублей. Она, дескать, отвергла мои недостойные предложения. Вот так. Я, конечно, объяснил всё произошедшее. Господа в мундирах давай меня уговаривать: и город — де у нас маленький, и огласка никому не нужна, и история вся на ровном месте возникла, дескать, не поняли мы с Александрой Егоровной друг друга. И в конце открытым текстом: подпишите разрешение на захоронение и покончим с этим. Но тут я уже уперся. Нет, думаю, господа, я ятаганов турецких не боялся, а уж вашего строгого голоса не испугаюсь тем более. Я и сам умею строгим голосом разговаривать! Так им в Следственной части и сказал: не будет вам разрешения, настаиваю на проведении аутопсии. Причём в моём присутствии. Я лечил Николая Фёдоровича и желаю видеть, что послужило причиной его смерти. Это законное право врача, никто не имеет права меня в этом ограничивать.
— Да, я знаю инструкцию министра внутренних дел по этому поводу, — кивнул Шумилов. — Что же было потом?
— Вы бы видели лицо этого прокурорского… Он стал виться как гадюка на вилах! Позвал начальника. Они меня в две глотки стали уговаривать. Да только нашла коса на камень — баста! Я слову своему не изменю. И что же им делать? Как выйти из положения? Единственный способ понять, кто прав — делать вскрытие. То есть именно то, чего, как я понял, Александре Максименко больше всего хотелось бы избежать. Получилось, что она сама себя перехитрила, — доктор неожиданно засмеялся.
— И что же? Вскрытие состоялось?
— Да, на следующий день. Проводил его врач тюремной больницы Виталий Германович Красса, да ещё по приглашению мадам Максименко два врача. Я, разумеется, там был, а кроме меня — помощник пристава Англиченков. От полиции значит. Прокурорских не было.
— Ну, разумеется, раз дело не возбуждено, то что им там делать? И что же вы увидели на вскрытии?
— Много чего, — вздохнул Португалов. — Официально вердикт был таков: Николай Фёдорович Максименко скончался от излияния кровянисто — серозной жидкости в грудную и сердечную полости.
— Откуда ж она взялась? Из крови инфильтровалась, что ли?
— Ну да. Помимо выделения серозной жидкости было обнаружено прободение передней поверхности желудка. На стенках желудка обнаружены повреждения, которые патолог счёл следствием изъязвления тифозной природы. Повреждения желудка могли вызвать ослабление деятельности сердца, что и привело к параличу.
— Ну — ка, ну — ка, помедленнее… — Шумилов напрягся. Он не был медиком, но в судебной медицине понимал достаточно для того, чтобы почувствовать всю необычность зафиксированной картины. — В огороде бузина, а в Киеве дядька. И прободение, и паралич… Во — первых, причём тут тиф, если речь идёт о прободении желудка? Тиф, насколько я знаю, на третьей — четвёртой неделе болезни способен вызвать перфорацию кишечника. Но причём тут желудок? А во — вторых, не слишком ли много всего этого для одного выпитого вечером стакана чаю? Расскажите, что лично вы видели.
— Я наблюдал, что при вскрытии правого плеврального мешка в нём были обнаружены примерно три унции серозной жидкости. В левом плевральном мешке её оказалось гораздо более: примерно полтора стакана, т. е. не менее десяти унций. Слизистая трахеи и бронхов покрыта большим количеством вязкой слизи. Это означает, что Николай Максименко должен был задыхаться. Селезёнка и печень больше положенных размеров. Я бы сказал так: печень раздулась от крови. Её буро — коричневый цвет был ненормален. Желчный пузырь заполнен желчью, спёкшейся в комках. Это тоже весьма необычно для человека, получавшего на протяжении последнего месяца достаточное количество вполне сбалансированной по медицинским показаниям пищи. Разумеется, были расширены лимфатические узлы в кишечной и грудной полостях, но это было нормальное явление для человека, только что перенёсшего брюшной тиф. И, наконец, самое главное: желудок Николая Максименко имел прободение, подобное тому, что можно наблюдать у язвенников. Но Максименко не страдал язвенной болезнью. По крайней мере, мне ничего об этом не было известно.
— Опишите вид этого прободения и его местоположение.
— На передней поверхности желудка в районе его малой кривизны, от привратника на расстоянии примерно трёх пальцев. Небольшое уплотнение, величиной с ноготь большого пальца руки. Границы чётко очерчены. В центре — сквозное отверстие размером с булавочную головку. Сращения с печенью, порой наблюдаемое у хронических язвенников, в данном случае не было. Это означало, что отверстие в стенке желудка образовалось совсем незадолго до смерти.
— Ну, а содержимое желудка? — продолжал выспрашивать Шумилов.
— Тёмная густая слизь, издававшая крайне неприятный запах. Никаких остатков твёрдой пищи.
— Понятно. Продолжайте, пожалуйста.