Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

Внутри оказалось на удивление очень тепло: мягким светом горели лампады, в одной из комнат потрескивал дровами камин, пахло мандаринами, елью и снегом. Борей встретил их в кабинете, наполненном книгами, пылью и магией старины — Макария никогда не бывала в таком доме, никогда не чувствовала такого торжественного покоя. Страх исчез сам собой.

Борей выглядел древним старцем: серебристый ворох волос, борода и тёмные глаза-пуговки под навесом густых бровей. Он улыбнулся, предлагая гостям два кресла, а сам сел за резной письменный стол — в его совсем нестарческих движениях угадывалась сила, ловкость и непокорность северного ветра.

— Итак, Макария, — он сложил руки домиком, с интересом разглядывая богиню Блаженной Смерти, — не знал, что ты явишься не одна. — Борей посмотрел на Танатоса и добавил, — Что привело ко мне второе воплощение смерти?

— Он сопровождает меня, — сказала Макария.

— Хм... хм... — Борей погладил длинную бороду, задумчиво хмуря брови. Какое-то время он сидел так, ничего не говоря и не предпринимая никаких попыток заговорить, но потом выдвинул ящик стола и достал оттуда глянцевое блюдце с синими узорами по краю. Блюдце блестело, переливалось и отражало весь мир в себе, словно в зеркале. Борей поднял руку и, собрав прямо из воздуха несколько капель воды, брызнул ими на блюдце, а затем подул на него. Блюдце покрылось изморозью, заледенело так, что перестало отражать окружающую действительность, зато в следующий миг, когда лёд растаял, на поверхности блюдца появилось изображение. Ни Макария, ни Танатос не могли в полной мере рассмотреть это изображение, зато Борей смог. — Хм... Зов появился за час до твоего прихода. Я уж было подумал, тебя к Пифии отправить, да видно дело, и правда, скверное. Богини Судьбы тебя призвали, — сказал он, обращаясь к Макарии, — одна пойдёшь. Если готова.

Макария встрепенулась и тут же кивнула.

— Конечно, я отвечу на...

— Подождите! — Танатос встал. — Я не могу отпустить её...

Борей снисходительно улыбнулся.

— Успокойся, она вернётся прямо сюда.

Танатос неуверенно взглянул на Макарию и действительно успокоился, только когда она тепло улыбнулась ему.

— Всё нормально, от встречи с ними ещё никто не умирал, — она повернулась к Борею. — Я готова.

— Тогда подойди и коснись блюдца... — Борей подвинул блюдце к краю стола, — всё остальное в твоих руках.

***

Шлёп-шлёп-шлёп... чьи-то босые ноги наступали в вязкую грязь, звук шёл отовсюду, и всё же, казалось, что это один человек. Слишком лёгкая поступь для мужчины, слишком тяжёлая для высшего божества. Существо или вознесённая на Олимп смертная? Если второе? Психея? Невозможно. Он бы понял, он бы узнал ту, что соперничает по красоте с Афродитой и притом всегда верна своему супругу. Но кто же тогда? Кто?

Ощущения неприятные, разум затуманен, вокруг темнота. Можно определить, что под коленями залитая водой земля, руки в божественных цепях, но силы ещё есть — не быть ему царём богов, если бы от божественных цепей он становился слаб. Но разорвать их нельзя. Освободиться не получается...

Противное шлёпанье приблизилось, и из полной тьмы, словно из-под завесы царства Теней, выступила женщина со свечой — тёмные волосы, заплетённые в две косы и длинный балахон с широким капюшоном, скрывающим лицо. Руки не старые и не молодые — женщина сделала всё, чтобы её не узнали. И даже когда она начала говорить, голос её прозвучал незнакомо, однако от него потеплело на душе, а боль ушла.

— Кто ты? — он поднял голову, внимательно вглядываясь в черноту под капюшоном.

— Та, чьё имя ты даже не помнишь. Из тех, кого ты призвал на Олимп, я самая незначительная фигура, но в моём сердце горит жажда мести такой силы, что ничья другая не сравнится. Ты проиграл, Зевс.

Зевс ничего не понял. Он не помнил, кого из незначительных фигур он когда-либо возвышал до жизни на Олимпе.

— Это ничего мне не объяснило...

Женщина снисходительно усмехнулась.

— Конечно, ведь тебе нет дела до тех, кто тебя не возбуждает. Имя жены тоже скоро забудешь.

По телу Зевса пробежал разряд молний, пронизывая тьму, но не разгоняя её, и исчез в оковах божественных цепей.

— Я оставлю тебе свечу, — женщина поставила на пол короткий огарок белой свечи в маленьком жестяном подсвечнике, — подумай, покайся перед концом всего. Перед концом твоего драгоценного мира.

— Что? Кто ты? Стой! — крикнул Зевс, но всё было напрасно. Женщина уже отступила во тьму и исчезла, оставив после себя витающие в воздухе слова и бесконечное чувство покоя.

— Я Эпиона, я Облегчающая боль.

***

Едва Макария коснулась блюдца, её охватил холодный вихрь, а в следующий миг земля ушла из-под ног и утянула в тёмную бездну. Падение было недолгим и почти нестрашным. Вихрь мягко поставил её на ноги в помещении без крыши, над которым клубился плотный туман, из-за колонн лился мягкий свет, очерчивая мраморный пол в виде шахматной доски, пахло пылью. Здесь стояла глубокая тишина — ни тревог, ни печалей, никаких других эмоций или чувств — пустота в душе, пустота в мыслях.

— Богиня... блаженной... смерти, — тягуче произнёс голос за спиной Макарии.