Царица Тамара

Князь Георгій. Но вдь я князь Георгій, а не кто-нибудь другой; этого никто не долженъ былъ бы забывать… Только что тутъ былъ солдатъ съ встями изъ лагеря. Онъ не преклонилъ колна, когда говорилъ со мной.

Священникъ. Онъ не преклонилъ колна?

Князь Георгій. А вдь онъ сдлалъ бы это передъ царицей; онъ сдлалъ бы это и передъ калифомъ Востока. Одну минуту мн пришла мысль снести ему голову.

Зайдата. Царица приближается. Исчезаетъ.

Князь Георгій. Вотъ слышишь. Тутъ сидитъ ея супругъ, и ему докладываютъ: царица приближается! И когда царица придетъ, я не сяду вмст съ ней, я буду сидть здсь внизу. У нея большая свита, я вмшаюсь въ свиту и буду однимъ изъ ея офицеровъ. За ней идетъ музыка, а за мной нтъ. Духовникъ ея игуменъ, а мой — священникъ.

Священникъ. Да, но я, собственно, долженъ былъ бы быть игумномъ. Почему бы мн и не быть игумномъ?

Князь Георгій. Теб, священникъ? Другимъ тономъ. Да, и въ самомъ дл, почему бы теб и не быть игумномъ?

Священникъ. Царица поступила со мной несправедливо, и потому я озлобленъ противъ нея.

Князь Георгій. Разв ты можешь чувствовать озлобленіе, ты, который такъ кротокъ.

Священникъ. Встаетъ. Я? Да ты шутишь?

Князь Георгій. Правда, шучу. Ты можешь чувствовать великое озлобленіе. Хочешь ли ты послужить мн?

Священникъ. Да, хочу.

Князь Георгій. Ты мн нуженъ. У меня нтъ никого другого, кто бы помогъ мн. И теперь для меня пришло время побдить или пасть.

Священникъ садится. Что же ты хочешь?

Князь Георгій. Я хочу побдить! Тарасъ прислалъ изъ лагеря сказать мн, чтобы я пріхалъ, и я отвтилъ: пріду черезъ нсколько дней и ночей.

Священникъ. Отвтъ можетъ быть неправильно истолкованъ.

Князь Георгій. Тмъ, кто его не понимаетъ, я говорю, что я хочу проврить мой лагерь — неожиданно ночью осмотрть его и наказать спящихъ. Но теб, священникъ, я говорю, что въ этомъ отвт есть особое значеніе.

Священникъ. Я теперь вижу, что есть. Твои глаза стали такими дикими.

Князь Георгій. Мы воюемъ съ ханомъ Карса. Онъ въ нашихъ рукахъ. Если я нападу на него этой ночью, онъ погибъ.

Священникъ. А!

Князь Георгій. А если не нападу и пропущу время, онъ отступитъ въ ущелье и спасется. Если я пощажу его, чего я могу за это ждать отъ хана?

Священникъ. Вчной благодарности.

Князь Георгій. Такъ вотъ я и пощажу его сегодня ночью; а если завтра ночью я явлюсь къ нему и проведу его войско въ спящій лагерь царицы и наполню его молчаніемъ и смертью — что сдлаетъ тогда ханъ? Священникъ всплескиваетъ руками.

Князь Георгій громко. Тогда онъ мн во всемъ будетъ помогать въ будущемъ.

Священникъ. Вижу твой великій планъ.

Князь Георгій. И ты долженъ быть моимъ посломъ къ хану — съ этимъ предложеніемъ.

Священникъ. Я?

Князь Георгій. Потому что ты озлобленъ.

Священникъ. Я не могу.

Князь Георгій. У меня, кром тебя, нтъ никого. На тебя я полагаюсь. Ты долженъ передать мое письмо хану.

Священникъ. Я сдлаю это, потому что у тебя нтъ никого другого, на кого бы ты могъ положиться. Но обдумай все, князь Георгій; я трепещу за тебя, ибо ты, какъ тотъ, кто съ зажженнымъ фонаремъ ищетъ своей погибели.

Князь Георгій. Такъ пусть же будетъ благословенна погибель! Я поступаю такъ, потому что я въ крайности. Въ теченіе долгихъ мрачныхъ лтъ я обдумывалъ это; теперь я не хочу больше думать. Или въ твоей мудрой голов есть для меня другой совтъ?

Священникъ. Это опасный планъ. Но если ты хочешь быть царемъ — ты долженъ на многое ршиться.

Князь Георгій. Царемъ? Я не хочу быть царемъ.

Священникъ. Не хочешь быть царемъ?

Князь Георгій. Нтъ.

Священникъ. Ты разв не хочешь завоевать владнія царицы и самому ссть на ея тронъ?

Князь Георгій. Ты ошибаешься, я хочу завоевать царицу.

Священникъ. Я не понимаю. Вдь царица твоя?

Князь Георгій. Я лгалъ. Царица не моя.

Священникъ. Съ любопытствомъ. Ты говорилъ, что она тебя любитъ?

Князь Георгій. Она не любитъ меня.

Священникъ. Ты мн сообщаешь великую новость.

Князь Георгій. Долгіе, долгіе годы велъ я съ царицей тайную борьбу. И я былъ одинъ, а у нея былъ старый игуменъ. Бросила ли она на меня когда-нибудь взглядъ? Никогда. Не смотри на него — сказалъ старый игуменъ. Или я долженъ былъ-пасть передъ нею и умолять ее? Кричитъ. Нтъ, нтъ!.. И такъ проходило время. Я длалъ видъ, будто Зайдата, Юаната и Софіатъ — мои возлюбленныя, а царица длала видъ, что не вритъ этому.

Священникъ. Но въ дйствительности она врила?

Князь Георгій. Да, врила. Но не хотла этого показывать. Никогда. Ни однимъ взглядомъ. Долженъ ли былъ я просить ее о чемъ бы то ни было? Нтъ, говорю я. И такъ мы боролись.

Священникъ. Никогда мн не приходилось слышать большей новости.