Царица Тамара

Зайдата. Это ты только говоришь. Уже много лтъ ты это говоришь. Сама царица будетъ твоей возлюбленной, когда прибудетъ сюда.

Князь Георгій. Ты думаешь, ей это будетъ угодно?

Зайдата. О, да, конечно. Разв она не супруга твоя?

Князь Георгій. Конечно, она захочетъ быть моей возлюбленной. А если и не захочетъ, я заставлю ее. Вдь у меня достаточно для этого власти, Зайдата.

Зайдата. Царица не любитъ меня. И Юанату и Софіатъ, которыхъ ты также называлъ своими возлюбленными, она не любитъ.

Князь Георгій. Вс мы слуги царицы. Помни это.

Юаната. Ты врно радуешься тому, что царица прізжаетъ.

Князь Георгій. Тише, Юаната. Сама ты царица, и нтъ царицы, подобной теб.

Зайдата. А подобной мн?

Князь Георгій. И теб.

Софіатъ. А мн?

Князь Георгій. И теб также. Право же, такъ.

Зайдата. Все это ты говоришь намъ уже многіе годы, но не думаешь этого. Одно ты думаешь: что нтъ ни единой, подобной цариц.

Князь Георгій. И ты должна такъ думать, Зайдата. Садится. Входитъ священникъ.

Князь Георгій. Готово ли у васъ, двушки?

Зайдата. Мы идемъ. Двушки и слуги уходятъ.

Священникъ. Ты звалъ своего слугу?

Князь Георгій. Посл паузы. Садись.

Священникъ садится. У тебя сегодня мрачный видъ, Георгій. Вдь царица прізжаетъ: ты всегда этому радуешься.

Князь Георгій. Сегодня я долженъ на что-нибудь ршиться.

Священникъ. И да будетъ твое ршеніе ршеніемъ добрымъ.

Князь Георгій. Я первый слуга царицы, я начальникъ ея войска и я одерживалъ великія поюды. Не правда ли?

Священникъ. Это правда.

Князь Георгій. Но я все-таки не царь.

Священникъ. Да, ты не царь. Это — нтъ.

Князь Георгій. Я не царь. Я только отецъ ея дтей, ея сына и дочери. Когда я стою передъ царицей, я долженъ держать шапку въ рукахъ. Что можетъ думать женщина о мужчин, который стоитъ передъ нею съ шапкой въ рукахъ… Жестко. Она должна думать обо мн съ пренебреженіемъ.

Священникъ. Ты преувеличиваешь.

Князь Георгій. Ты понимаешь ли, священникъ: я завоевалъ Трапезундъ, и Эрзерумъ, и Аби, и все-таки я — слуга моихъ дтей.

Священникъ. Я говорю теб, что ты преувеличиваешь, князь Георгій.

Князь Георгій. Вовсе я не преувеличиваю, ты этого не понимаешь. Я охотно буду слугой дтей моихъ, но быть рабомъ царицы я не хочу.

Священникъ. Рабомъ? Неужели она сказала?..

Князь Георгій. Три ночи тому назадъ я захватилъ въ плнъ Товинскаго хана; но я не могу покончить съ нимъ, чтобы не навлечь на себя гнвъ царицы. Онъ ждетъ ршенія царицы. Я держу его тамъ. Показываетъ на обитую желзомъ дверь.

Священникъ. Царица даруетъ ему жизнь?

Князь Георгій. Видишь ли! Потому что не я царь. Съ силою. А почему бы мн не быть царемъ? Супруга моя изъ рода Баграта, и я тоже изъ рода Баграта, мы одного племени. Но она единственное дитя Георгія Третьяго — и вотъ она стала царицей; если бы мой отецъ былъ царемъ, я былъ бы его наслдникомъ.

Священникъ. Это правда.

Князь Георгій. Никто изъ васъ не знаетъ, что значитъ быть супругомъ царицы. Если я приказываю что-нибудь сдлать, меня спрашиваютъ: это велла сдлать царица? Смотри: вотъ цвты для царицы. Герольды трубятъ, когда она проходитъ. Солдаты отдаютъ ей честь. А я между тмъ — князь Георгій.

Священникъ. Великое горе терпишь ты въ собственномъ дом.

Князь Георгій. А можно ли меня въ чемъ-нибудь упрекнуть? Разв я не велю двушкамъ закрывать лицо, чтобы он не ввели меня въ соблазнъ?

Священникъ. И ты поступаешь правильно. Ибо Зайдата подобна огню.

Князь Георгій. Да, и Зайдата тоже. Но, скоре, Софіатъ подобна огню.

Священникъ. Да, и она; вс он подобны огню.

Князь Георгій. Откуда ты это знаешь?

Священникъ. Я этого не знаю. Я ихъ только слышу въ купальн; он тамъ играютъ другъ съ другомъ и болтаютъ.

Князь Георгій. Я, слава Богу, никогда не былъ съ ними въ купальн.

Священникъ. Никогда? Ну, конечно, нтъ, вдь теб принадлежитъ царица.

Князь Георгій. Принадлежитъ ли она мн?

Священникъ. Конечно, принадлежитъ. Любопытно. Разв ты не обладаешь царицей?

Князь Георгій. Конечно, она моя. У меня есть власть, чтобы обладать ею, и царица не любить никого, кром меня; какъ же я могъ бы не обладать ею!

Священникъ. Правда.

Князь Георгій. Но иногда, священникъ, ко мн заползаютъ мысли, — и нтъ въ нихъ ни кротости, ни мягкости. Есть ли этому прощеніе?

Священникъ. Да, есть.

Князь Георгій. Зло въ томъ, что царица всегда смотритъ на меня холодно. Довольно зла она могла бы мн принести и тогда, когда бы взглядъ ея былъ горячъ.

Священникъ. Взглядъ царицы не бываетъ горячъ ни для кого другого.