Тут мёня сразу осеняет идея: я мог приехать сюда, чтобы осмотреть коллекцию древностей в замке. Если бы у этого человека не было за спиной мешка, я бы бросился ему на шею, и я ясно помню, что осведомился о его жене и детях, прежде чем мы расстались. Около полуночи я, наконец, добрался до гостиницы.
Я нашёл хозяина и сказал, что это я заказывал комнату. Я буду изучать здесь древности, сказал я коротко и серди-то, я даже покупаю старые вещи, чтоб было вам известно, это и есть моё занятие.
Хозяин удовлетворился этим объяснением и повёл меня в мою комнату.
Проходит неделя, полная разочарований и напрасных усилий, целая неделя; Царица Савская не показывается. Я искал её изо дня в день, повсюду, ходил справляться к почтмейстеру, совещался по этому поводу с несколькими полицейскими, исходил парк вдоль и поперёк в часы гуляний, каждый день подходил к витринам фотографов, чтобы посмотреть, не появится ли она там; но всё было напрасно. Я нанял двоих людей, чтобы сторожить день и ночь на вокзале, так что она не могла ускользнуть, и ждал развязки.
Тем временем мне приходилось ежедневно бывать в замке, смотреть собрание древностей; я исписывал большие листы бумаги заметками, считал пятна ржавчины на саблях и сломанных шпорах, заносил в свои записи всё те трудные даты и надписи, которые находил на крышках ларцов и на картинах; да, я даже не поленился отметить мешок перьев, который однажды нашёл среди древностей и который, как оказалось, принадлежал управляющему. Я продолжал свои изыскания с мужеством отчаяния, скрежеща зубами от злости; раз я начал искать Царицу Савскую, я не остановлюсь на полдороге, хотя бы мне грозило при этом стать настоящим исследователем древностей.
Я телеграфировал в Копенгаген, чтобы мне переслали мою корреспонденцию, и вообще стал устраиваться на зиму. Бог знает, когда всё это кончится, вот ужё шесть дней, как я живу в гостинице. Когда наступило воскресенье, я нанял четверых мальчишек, чтобы они утром и вечером ходили за меня в церковь искать Царицу; но и это оказалось безуспешно.
Во вторник утром пришла, наконец, моя почта; этот вторник чуть совсем не доконал меня. Первое письмо было от того человека, который ждал меня в Мальмё: если я до сих пор не приехал, то, очевидно, я вообще не приеду, прощайте! Я почувствовал глубокий укол в сердце. Второе письмо, которое я вскрыл, было от одного друга, сообщавшего, что «Моргенбладет»[16] и одна немецкая газета уличили меня в плагиате и доказали это цитатами. Я почувствовал ещё один глубокий укол в сердце. В третьем письме был счёт, — его я не стал читать, я не мог больше, я бросился на диван и уставился прямо перед собой.
И всё же я ещё не испил чашу страданий до дна.
Стучат в дверь.
— Войдите! — кричу я угасающим голосом. И входит хозяин, за ним старая женщина; у женщины, в руках корзина.
— Извините, — говорит хозяин, — вы ведь покупаете старые вещи?
Я смотрю на него.
— Старые вещи? Я покупаю старые вещи?
— Вы же сами сказали.
И мне пришлось заставить себя выказать интерес к старым вещам. Да, совершенно верно, я действительно покупаю старые вещи; извините, что я не сразу понял, я был занят, другими мыслями. Да, конечно, я покупаю всевозможные старые вещи. Пусть покажет свои сокровища.
И женщина открывает корзину.
Я всплескиваю руками от восхищения и заявляю, что хочу оставить себе всё, до последней мелочи. Какая великолепная спринцовка для ушей; хотелось бы знать, какой король пользовался ею последним? Да, это я узнаю, когда пороюсь в своих бумагах, это не к спеху. Сколько она просит за роговую ложечку? Три обгорелые трубки с головой Ябека[17] я ни за что не выпущу из рук, так же как эту вилку. Сколько она просит за всё это вместе? Женщина задумывается. Десять крон, полагает она.
Я дал ей десять крон, не торгуясь и не колеблясь, лишь бы отделаться от неё поскорей. Как только я её спровадил, я побежал в парк, чтобы глотнуть воздуха. Нет, это уже было свыше моих сил!
Нянька и ребёнок сидят рядом со мной на скамейке и распевают, я взглянул на них, чтобы заставить замолчать. Минуту спустя по усыпанной песком дорожке медленно подходит какая-то пара, под руку. Я настораживаюсь, встаю, вглядываюсь, — это Царица Савская.
Наконец-то, наконец это она, Царица Савская! Её сопровождает господин, её брат, тот самый, который поцеловал её при встрече; они идут под руку и тихо разговаривают. Я приготовился, сейчас всё решится, будь что будет! Я хотел начать с того, чтобы напомнить ей, как спал в её постели, тогда она, конечно, меня вспомнит, а потом уж всё пойдёт само собой, брат поймёт, что должен пройти вперёд…
Я шагнул им навстречу.
Они оба с удивлением посмотрели на меня, и в эту минуту я запутался в своём вступлении. Я бормочу: «Фрёкен… четыре года тому назад…» — и останавливаюсь.
— Что ему надо? — говорит господин и смотрит на неё. Затем он обращается ко мне и говорит то же самое: «Что вам надо?» И говорит он это довольно высокомерно.