Царица Пальмиры

— Не думаю, Гай Цицерон. Просто присягните на верность Риму и новому императору. Разыщите нашего сенатора Тацита и объясните ему, что вы всего лишь простой солдат, а не политик. Он справедливый человек, он защитит вас и вашу семью. Ваш род древний и почтенный, Цицерон.

Ее слова приободрили Гая Цицерона.

— Возможно, вы правы. Если бы я был вместе с императором, то меня, несомненно, убили бы. Но, кажется, боги распорядились иначе.

Они быстро домчались до Рима, и Зенобию провели в здание, построенное из обманчиво невинного белого мрамора. Фабий Марцелл взял ее за руку и представил тюремщику.

— Я привел пленницу, Зенобию Пальмирскую, по приказу сената. Она задержана для допроса.

Фабий Марцелл ослабил хватку, и Зенобия повернулась к Гаю Цицерону.

— Не забывайте о своем обещании, Гай Цицерон, — сказала она, прежде чем последовать за тюремщиком.

Они прошли через дверь, и тут ей в нос ударило ужасающее зловоние. Она чуть не задохнулась и закашлялась, а на глаза навернулись слезы.

— Привыкнете, — сказал тюремщик, словно о чем-то само собой разумеющемся.

— Никогда! — воскликнула она. — Но что же это такое?

— Это запах человеческих страданий, — ответил он. Следуя за тюремщиком, Зенобия огляделась вокруг и содрогнулась от отвращения. Они спускались по лестнице, и она увидела, что и ступеньки, и стены покрыты скользкой, липкой слизью. Смоляные факелы в грубых железных подставках освещали путь, мигая и дымя. Дойдя до последних ступенек, он повел ее по коридору, по обе стороны от которого виднелся ряд маленьких деревянных дверей. Вокруг не раздавалось ни звука, за исключением случайного шороха в соломе, лежавшей по обе стороны прохода. В самом конце коридора тюремщик остановился, снял с пояса кольцо с ключами и отпер дверь.

— Сюда, моя прекрасная госпожа! — сказал он, указывая в открытую дверь.

Зенобия наклонила голову и прошла в камеру. Дверь позади нее захлопнулась, и она услышала, как заскрипел замок, когда тюремщик поворачивал ключ. Окинув помещение быстрым взглядом, она убедилась, что находится в одиночестве, и с облегчением вздохнула. Теперь она могла исследовать камеру. Она заметила, что камера маленькая и, очевидно, находится ниже уровня земли, так как в ней нет окон. Ее освещал маленький смоляной факел, и за это она была благодарна. В темноте она чувствовала себя заживо погребенной в могиле. На полу лежала солома, а в нише в стене стоял потрескавшийся кувшин с теплой водой. Больше ничего. Она уселась на солому и стала ждать. Через некоторое время Зенобия задремала.

Она вздрогнула и проснулась, когда услышала звук ключа, поворачивающегося в замке. С сильно бьющимся сердцем она вскочила на ноги и увидела двух мужчин, которые вошли в камеру.

— Можете закрыть дверь, — сказал один из них тюремщику, и тот мгновенно повиновался.

Другой повернулся к Зенобии и вежливо поклонился.

— Ваше величество, я — Цельс, врач. Сенат уполномочил меня осмотреть вас, чтобы определить, беременны вы или нет.

— Понимаю, — ответила Зенобия. — Что я должна сделать, Цельс?

Доктор посмотрел на другого мужчину.

— В этом месте невозможно осматривать пациентов, сенатор.

— Тем не менее таков приказ сената, — последовал ответ.

— Разрешит ли сенат принести чистый таз с теплой водой и дополнительный светильник, сенатор? Сенатор залился краской.

— Разумеется! Позаботьтесь об этом, а я тем временем побеседую с царицей Зенобией. Но поспешите! Это место отвратительно, и я желаю покинуть его как можно скорее.

Доктор насмешливо поклонился, позвал тюремщика и вышел вместе с ним, чтобы добыть все необходимое. Второй мужчина посмотрел на Зенобию долгим взглядом и наконец произнес:

— Я — сенатор Валериан Хостилий, ваше величество. Я уполномочен сенатом наблюдать за осмотром.

— Я помню вас, сенатор. Это вы хотели скормить меня львам во время нашей последней встречи, — презрительно сказала Зенобия.

— Зря сенат не послушался меня, — сказал Хостилий. — Мы не можем допустить появления наследников у Аврелиана!

— Я не беременна, сенатор, — спокойно сказала Зенобия.

— Это вы так говорите! Однако я присутствовал в храме Непобедимого Солнца в ночь совершения обряда. В ту ночь император был словно жеребец. Он действительно стал богом! А вы — богиней! Даже я вижу это!

Хостилий облизал в возбуждении губы и продолжал:

— Все женщины, все до одной, которых он взял в ту ночь, зачали ребенка, а вы говорите, что не беременны! Я не поверю в это, пока доктор не подтвердит, что это так!

— Те женщины совокуплялись с другими мужчинами на той бесстыдной оргии, а не только с императором, — огрызнулась Зенобия. — Аврелиан не способен произвести ребенка! Его собственная жена утверждает это!

Вдруг в ее голове пронеслась жуткая мысль.

— А что случилось с теми женщинами, которых Аврелиан взял в ту ночь? — спросила она.

— Они мертвы! — ответил он. — Все мертвы! Мы не позволим, чтобы отродье Аврелиана вернулось, чтобы преследовать нас!