Царица Аталья

Тянулись дни траура. С утра до вечера Аталья сидела в горнице. Напротив располагался муж Йорам, скучал. Тут же был и сын Ахазья. Расспрашивал мать о безвременно умершем тезке, сожалел. Наведался Иошафат. Старик все чаще болел. Из-за телесной слабости не поехал с Атальей в Шомрон и сына и внука не отпустил – сказал, мол, время тревожное, не годится молодым мужчинам покидать столицу.

В один из дней с утешениями явились первосвященник Одед и с ним Матан, благонамеренный духовный наперсник Атальи. Вошедшие молча уселись на лавку в углу горницы, придали лицам горестные выражения, сочувственно глядели на скорбящую.

Аталья не смотрела в сторону гостей из храма. Слишком хорошо запомнила она рассказ матери о роковом пророчестве Эльяу, и духовная его родня была не к месту и не ко времени, и не хотелось ей слушать лицемерные слова.

– Мои коэны и левиты соболезнуют тебе, Аталья, – начал неизбежную речь Одед, – а я печалюсь больше всех, ибо ты не чужая мне, и твое горе – мое горе.

– Благодарствую, – коротко ответила Аталья.

– Мне кое-что донесли о несчастье в Шомроне, но хотелось бы слышать слово сестры – самое точное и правдивое.

– Ахазья тяжко покалечился, – через силу проговорила Аталья, – но раны не были смертельны. Он хотел просить помощи Эльяу и трижды направлял к нему своих послов. Двоих тот сжег огнем, а с третьим передал пророчество кончины. К несчастью, ясновидцы ваши умеют накликать смерть. Вот тебе, Одед, точные и правдивые, как ты просил, слова сестры покойного, от матери ею слышанные.

– Я сострадаю тебе всем сердцем, Аталья. Однако не обмолвилась ли Изевель о том, что первым делом не к Эльяу, а к Вельзевулу, божеству языческому, отправил послов бедный Ахазья?

– Нет, не обмолвилась.

– Роковую ошибку совершил Ахазья. Не потерпел Господь пренебрежения и потому через пророка своего свершил справедливое возмездие. Всевышний прав всегда.

– Непогрешимый ваш ревнивец смертью покарал увечного и болящего за ошибку его.

– Ах, Аталья, ты в горе, и потому я пропускаю мимо ушей богохульные твои слова. Не стану обременять тебя более. Прошу, не отвергай наше участие. Пойдем, Матан.

Во время краткой беседы Атальи с первосвященником никто не вставил слова. Молчали и после ухода Одеда и Матана. А Аталья думала, что слишком широка черная полоса, и не известно еще, сменится ли она светлой. Или последняя беда есть мрачного грядущего заря?

Глава 8 Опасности навстречу

1

Наше душевное спокойствие зависит не столько от важных событий вне и внутри нас, сколько от мерного хода рутины житейских мелочей. Пять лет минули после смерти израильского монарха Ахазьи, брата Атальи. В те непримечательные годы, как и завелось испокон веку и установлено на века, шли своим чередом войны в земле Ханаанской, люди калечили и убивали друг друга, строили и разрушали построенное, за идею умирали сами и лишали жизни ближних, грабили и разорялись – иными словами, тянулись серые будни истории. Даже в царском дворце Иерусалима не лилась кровь бьющихся за власть. Пожалуй, Аталья сказала бы, что все это время она шла поперек светлой полосы на тигриной шкуре, а черной она не боялась – в любую минуту готова была вступить на нее.

Вырос сын Ахазья, отрада материнского сердца. Смазливый отрок превратился в прекрасного юношу – высокого, широкого в плечах, ловкого, сильного, голубоглазого, светловолосого. “И откуда только такие птицы в наши смуглые края залетают?..” – иной раз поддразнивал Аталью муж Йорам. “Оставь глупые мысли свои!” – сердилась на шутника честная жена.

Надобно заметить, что Аталья, раненая в самое сердце мужниным многоженством и не прощавшая супругу хладнодушия, весьма снисходительно относилась к рано пробудившейся и бурно расцветшей любвеобильности отпрыска-красавца. А вернее сказать, она втайне тщеславно гордилась сыновними победами нератного свойства.

В свое время Аталья чересчур драматически приняла весть о крахе проекта обогащения Иудеи золотом страны Офир. Свекор Иошафат и муж Йорам сравнительно успешно воевали на южных границах страны, расширили рубежи за счет царства Эдом и доставили немало выгод Иудее, взимая налог с купеческих караванов и добывая медь в пустыне у Мертвого моря. Доходов худо-бедно хватало на судебные да на военные нововведения Иошафата, хотя житье простонародья не улучшалось, и роскоши во дворце не прибывало. Однако Аталья глядела вперед без мрачности – ведь ничто не вечно: ни обстоятельства, ни причины, ни люди.

2

Исподволь подкралось неизбежное. Иошафат заболел и слег. Он был уже глубоким стариком: минуло ему от рождения без малого шестьдесят лет, двадцать из которых он делал самую худшую в мире работу – тяжелую, неблагодарную, грязную. Другими словами, он правил государством. Всю жизнь нападал и защищался. Снаряжение монарха – меч, язык и воля. Одряхлел Иошафат, износилось оружие его. Нега власти не залечит раны, нанесенные душе и телу этой самой властью. Последние годы все чаще отец выдвигал сына вперед себя – пусть Йорам привыкает править.