– Ну что тут сказать? Ваши цели безупречны… Будь я человеком низкого достоинства, то мог бы почувствовать себя оскорбленным. Но, – он улыбнулся и развел руками, – я не таков. Успокойтесь, милые женщины, и порадуйте свою святость нашим гостеприимством. И не бойтесь, – он посмотрел Мирине прямо в глаза, – что мы попытаемся наполнить вас чем-то иным, кроме еды.
После этого Парис дал знак женщинам спокойно есть, и весь шатер тут же наполнился стуком ложек о глиняные миски, поскрипыванием веревок и плеском воды за бортом, поскольку отлив начал испытывать силу корабельных канатов. Время от времени мужчины обменивались какими-то невнятными словами, но Парис хранил молчание, а его блестящие глаза сосредоточенно смотрели на Мирину с настороженным вниманием хищника, ожидающего в засаде.
В середине пира в помещение бесшумно вошли два мальчика, чтобы зажечь бесчисленное множество маленьких глиняных ламп, и полутьма сумерек тут же рассеялась. Теперь мужчины уже тянулись к засахаренным фруктам и медовым лепешкам и по кругу начали передавать бронзовый кувшин с темной, странно пахнущей жидкостью.
Хотя все блюда были невероятно вкусными, Мирина почти не обращала внимания на то, что ест. Ее слишком интересовали незнакомцы на лавках, и она не могла удержаться от того, чтобы не рассматривать их исподтишка, ей были любопытны их язык, их внешность, их манеры… Откуда бы они ни были родом, троянцы явно были людьми цивилизованными, а их лица были так же хороши, как и их манеры. Все вокруг говорило о богатстве и праздности – корабли, мебель, еда, – и чем дольше Мирина прислушивалась к спокойному тону разговоров, тем более нелепыми казались ее первоначальные страхи. Подумать только, ей почудились вожделение и расчет! Все это наверняка было лишь плодом ее воображения. Не важно, сколько времени эти мужчины провели в океане, как долго они оставались одни и насколько им хотелось ощутить прикосновение женщины, они не были похожи на тех, кто оскорбил бы священные законы гостеприимства; нет, это
Пир уже подходил к концу, и Мирина подняла голову и заговорила с Парисом тоном, как она надеялась, полным извинения.
– Ты был более чем добр к нам, – сказала она, прижимая ладонь к груди, – и мне невыносима мысль о том, что мы можем прийти и уйти так невежливо. Ты позволишь нам спеть в благодарность какой-нибудь гимн?
Похоже, ее предложение развеселило принца, но он смог подавить улыбку и даже изобразить серьезность.
– Оставьте ваши песнопения себе, милые женщины. Вы нам ничего не должны.
Мирина попыталась найти другой вариант:
– Но должны же мы как-то отблагодарить вас…
Парис склонил голову набок:
– Отдай мне свой лук?
Вопрос заставил Мирину в ужасе отшатнуться. Вежливость требовала выполнить желание царевича, но, несмотря на все попытки Мирины проявить щедрость, она поняла, что даже слова не может выговорить в ответ.
Видя ее замешательство, Парис откинул голову и искренне захохотал:
– Да не бойся ты! Я бы скорее вырвал сердце из твоей груди, чем отобрал бы у тебя лук, потому что уверен: о сердце ты пожалела бы меньше.
Мирина вытаращилась на него, не уверенная, что понимает скрытый смысл его слов.
Все еще улыбаясь, Парис протянул золотую чашу одному из прислуживавших за столом мальчиков, и тот моментально наполнил ее вином.
– Да перестань ты так испуганно смотреть на меня! Зачем бы мне понадобился второй лук… или второе сердце? – Он окинул мужчин взглядом, и кое-кто из них захихикал. – Нет, святой лучник… или надо говорить «лучница»? Так правильнее, да? – Парис нахмурился, как бы размышляя. – Как ты думаешь?
На этот раз одурачить Мирину ему не удалось. Она понимала, что разговоры с ней забавляют сына царя… Однако он не мог быть с ней до конца откровенным, чтобы сотоварищи не посчитали ненароком своего командира за человека уж слишком мягкого и глуповатого.
Элегантный Парис поразил Мирину тем, насколько он отличался от нее самой, как, впрочем, любой цивилизованный человек. Но дело было не в силе и умениях, потому что и сама Мирина была высока ростом и искусна, как он, но вот его дух, живость, манера держаться… Если Мирина была тьмой, то Парис был светом. Его волосы и глаза имели почти такой же красновато-коричневый цвет, как мед, собранный пчелами с диких цветов, тот мед, который они не раз собирали с Лилли под присмотром матери… Но что было куда более интригующим, так это то, что над царевичем, казалось, судьба была невластна. И даже сейчас, в ночи, от него исходило завораживающее тепло. Словно тело Париса вобрало в себя солнечные лучи… Словно этот молодой человек, все еще переполненный дневным сиянием, был в состоянии сдержать саму ночь.
– Конечно, – сказала Мирина, – это слово будет существовать, если такова твоя воля. – Видя, что сумела наконец удивить Париса, и втайне радуясь этому, Мирина продолжила чуть более смело: – А теперь будь добр, открой, чего ты ждешь от нас. Потому что чего-то ты хочешь, я в этом уверена, вот только до сих пор не смогла понять, чего именно.