С начала 1688 года молодой царь сблизился с генералом Патриком Гордоном, ставшим его главным учителем в области военного дела. Гордон много времени проводил с Петром в Преображенском, обучая его артиллерийскому искусству и готовя солдат для «потешных» полков. 7 сентября 1688 года, когда по Москве разнесся безосновательный слух о готовящемся бунте стрельцов, Петр получил повод для пополнения своих «потешных» войск солдатами Выборного полка Гордона. Сначала царь потребовал прислать ему пять трубачей и пять барабанщиков; генерал поспешил исполнить это приказание, даже не поставив в известность своего непосредственного начальника — руководителя Иноземского приказа князя Василия Голицына. Глава правительства Софьи был сильно раздосадован этим происшествием, но не мог ничего поделать вопреки крепнущей воле молодого государя. А тот к вечеру прислал к Гордону нового гонца с требованием дать еще пятерых барабанщиков, и генерал опять не посмел отказать. Через день в Преображенское было послано еще десять трубачей и барабанщиков под командой капитана — уже с ведома Голицына, который не решился спорить с царем, тем более что повод казался пустяковым. С того времени полк Гордона начал регулярно поставлять солдат для маленькой «потешной» армии. В октябре в Преображенское забрали шестерых рядовых, а в ноябре Петр распорядился отдать ему всех барабанщиков Выборного полка и еще десять солдат, которые были определены в конюхи для перевозки артиллерии и других нужд «потешного» воинства. Гордону пришлось набрать в свой полк «для обучения» 20 флейтистов и 30 барабанщиков.
Петр всё чаще, хотя пока еще в мелочах, демонстрировал волю самодержавного государя. В середине сентября 1688 года он потребовал послать к нему из Москвы в Преображенское всех стольников и стряпчих своего двора; тех из них, кто самовольно покинул столицу и уехал в свои поместья, предписано было разыскать и «задержать в Разряде». Той же осенью Петр на улице начал выспрашивать у какого-то пьяного подьячего, получают ли приказные жалованье, довольны ли они своим положением, а также «интересовался разными другими мелочами». Софья и ее сторонники должны были понять, что юный царь всеми силами пытается показать окружающим свою способность управлять делами.
Тем временем царица Наталья Кирилловна решила женить сына. Она руководствовалась двумя соображениями. Во-первых, беспорядочный образ жизни Петра — ночные оргии в Немецкой слободе, пьянство, курение — уже вызывал опасения за его здоровья. Чрезмерное увлечение военными маневрами и корабельным делом также зачастую вело к перенапряжению сил неокрепшего организма царственного подростка. Кроме того, эти занятия представлялись окружающим недостойными российского монарха и вызывали осуждение как со стороны боярства, так и среди простолюдинов. Еще больше не нравилось москвичам возрастающее пристрастие Петра к иностранцам. Наталья Кирилловна могла надеяться, что сын после женитьбы остепенится.
Во-вторых, вдовствующая царица со своими братьями и сторонниками была горячо заинтересована в скорейшем появлении на свет потомства Петра. В тот момент это казалось тем более важным, поскольку стало известно о беременности царицы Прасковьи Федоровны.
При выборе невесты для Петра впервые проявились серьезные противоречия внутри «партии» его сторонников. Князь Борис Голицын усердно хлопотал за княжну Трубецкую, с которой состоял в свойстве. Однако Нарышкины и Тихон Стрешнев воспротивились — по мнению князя Бориса Куракина, из опасения, что «чрез тот марьяж оный князь Голицын с Трубецкими и другими своими свойственниками великих фамилий возьмут повоир (силу. —
Стрешнев предложил в качестве невесты Петра девицу из незнатного дворянского рода — Евдокию Федоровну Лопухину. Невеста была на три года старше жениха, по отзыву Куракина, «лицом изрядная, токмо ума посредняго и нравом несходная к своему супругу».
Петр, которому не исполнилось еще и семнадцати лет, не возражал против женитьбы. Красивая, добрая и скромная Евдокия ему понравилась. Венчание состоялось 27 января 1689 года. Борис Куракин, близкий к особе государя и вскоре женившийся на младшей сестре царицы Евдокии Ксении Лопухиной, а следовательно, хорошо осведомленный о перипетиях семейной жизни монарха, утверждал: «…сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная; но продолжилася разве токмо год, но потом пресеклась. К тому ж царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви».{390}
Впрочем, Петр был совершенно не готов к браку. По словам историка Е. Ф. Шмурло, «в течение медового месяца он меньше думал о молодой жене, чем о судах, заложенных с прошлого лета на Переяславском озере… И едва только повеяло весенним теплом, едва только в реках и озерах послышался первый треск льда, как Петр, забыв и мать, и молодую жену, умчался опять к своим кораблям, беззаботно предоставив своим близким отстаивать его интересы и права».{391}