Царевна Нефрет. Том II

— Это дело полиции и женщины там ни к чему! Составят протокол, я подпишу и сейчас же вернусь. Ключ у меня, и я не хочу, чтобы кто-то без меня входил в кабинет.

В машине Райт взвесил все возможности. Не могла ли Нефрет подать признаки жизни в его отсутствие? Если человеческая воля может действовать на расстоянии, то это касается и времени. Между временем и пространством нет принципиальной разницы. Волевые усилия Райта в последние месяцы могли аккумулировать такое количество неведомой энергии, что она стала действовать сама по себе, силой своей потаенной динамики, не нуждаясь больше в первопричине, то есть его воле. Возможно, он совершил серьезную ошибку, не наблюдая тайком за Нефрет, когда она оставалась в одиночестве. Известно ведь, что самые таинственные явления умерших происходят именно в одиноких, заброшенных домах, когда люди покидают эти места, предоставляя мертвым полную свободу. Когда же в подобных местах появляются ученые или другие скептики, явления, как правило, прекращаются, словно сверхъестественные силы не желают раскрывать свои тайны, доступные лишь горстке избранных, способных проникнуть в законы потустороннего мира.

Райт весь взмок, его мысли метались, догоняя друг друга. В воображении он уже видел новую книгу, которая ошеломит всех его противников доселе невиданным материалом. Если даже такой толстокожий тип, как ни во что не верящий Шульц, слышал в музее шорохи, то нет сомнения…

Шульц ждал Райта у входа в большой коридор. Видно было, что сторож волновался.

— Где? в моем кабинете? — отрывисто спросил Райт.

— Да… но я не посмел…

— Очень хорошо. Дверь взломана? Вы осмотрели замок?

— Замок цел. Но внутри будто кто-то возится… Прошу меня извинить, время ночное, но… долг, господин профессор…

— Можете подождать в коридоре… Я не боюсь и войду один. Воры! Смешно!

*

Поворачивая в замке ключ, Райт не услышал никаких шорохов. Высоко поднял фонарик, осветил всю комнату. Все в порядке, все стоит на своих местах, письменный стол аккуратно прибран… саркофаг? Райт увидел, что Нефрет спокойно лежит в своем гробу, и это сразу его успокоило.

Он механически снял пальто и, как всегда, подошел к саркофагу.

Нефрет окружало необычное свечение. Бывали минуты, когда он видел ее такой в своем воображении, в одиночестве, в бессонные ночи, но никогда — наяву.

Отступил на шаг, словно не доверяя своим глазам. Ему и в голову не пришло зажечь свет. Он привык сидеть здесь в сумраке, размышляя о жизни и смерти. По спине пробежали мурашки, но он знал, что это не страх. Только легкий испуг, который он не мог подавить: страшила мысль, что он недостаточно владеет своими нервами и не может достоверно знать, не изменяет ли ему зрение при взгляде на неподвижные предметы. У него и раньше бывали видения, когда предметы оживали на глазах и он, как Фома неверующий, вынужден был подходить и прикасаться к ним, чтобы рассеять навязчивую иллюзию. Но если живые люди могут обладать всеми внешними признаками мертвых предметов, почему мертвые предметы не могут оживать?

Он машинально придвинул к гробу кресло. Фонарик оставался в левой руке и был направлен вниз, освещая пол. Так врач, помнящий всю картину болезни, садится у постели хорошо знакомого ему пациента и проверяет пульс.

Райт совершенно отчетливо почувствовал, что рука Нефрет стала теплой. Это могло быть, однако, тепло его собственной руки. Он сидел неподвижно. Казалось, ощущал двойной ток крови — своей и ее. Взволнованно закрыл глаза — словно вспоминал такие же ощущения, посещавшие его во время частых ночных сеансов, когда он напрасно пытался различить биение жизни в мягком, холодном и всегда неподвижном теле.

Задумчивость длилась недолго. Его глаза помимо воли открылись и он взглянул на Нефрет. Ее взор — удивительно глубокий в своем покое. Теперь эти глаза были другими… совсем другими. Судорожно сжал фонарик, осветил лицо, заигравшее новыми красками. Одно мгновение — и рука с фонариком упала, как если бы непроизвольное сокращение мышц не позволяло ее поднять.

Боялся выпустить фонарик и руку Нефрет. Так и сидел, не в силах пошевелиться. Поразила мысль, что в эту минуту воплощается в жизнь его вера. Он ни разу не изменил своей вере, но именно теперь его настигли сомнения: не ошибается ли он, не ошибался ли до сих пор?

Рука? — смешно. У Нефрет такие же руки, как у тысяч других женщин, пусть ни одна в ее возрасте не написала своей рукой подобных стихов. Но у нее есть то, чего нет ни у кого, живого или мертвого — сердце, что не умерло, хоть и не жило тысячи лет. Только благодаря этому сердцу она сохранила радость и покой, что жили в ней, когда она ходила по земле.

Райт продолжал судорожно сжимать в руке фонарик — как вор, которого здесь не было. Ему стало стыдно. Так мог представить себе происходящее в кабинете разве что наивный Шульц… Проверять бессмертную жизнь светом фонарика, даже светом самого солнца! — эта мысль показалась Райту святотатством. Он был осиян светом непоколебимой веры. Положил фонарик на стоявший рядом стул, ниже наклонил голову над гробом.