Стакен, казалось Райту, не собирался прекращать преследование. Даже сюда, в Египет, приходили газеты с известиями о профессоре. Спустя какое-то время пришло письмо, написанное дрожащим почерком. Стало очевидно, что Стакен и вправду болен. Содержание письма напоминало лихорадочный бред. Стакен повторял прежние увещевания и умолял верного ученика не отступаться от пути истины. Некоторые фразы были написаны иероглифами, отдельные слова жирно подчеркнуты, буквы плясали. Да, состояние старика оставляло желать лучшего. При чтении письма Райт ощутил даже известное сочувствие — но тем сильнее заговорил дух протеста, который всегда просыпался в нем во время бесед с учителем. Вечно профессор лез в его мысли, его чувства!..
Райт навестил директора. «Слышал, что ваш профессор — Стакен — тяжело захворал…» — соболезнующее сказал тот. Директор был любезен и явно забыл об остром обмене мнениями касательно раскапывания могил. Он заговорил о новых открытиях лорда Карнарвона и, не вдаваясь в оценки, заметил, что Райт может продолжать раскопки на своем участке. Усыпальница какой-то царевны, это не имеет особого значения. Иное дело — осквернить гроб самого фараона. Он, как директор музея, употребит все свое влияние для прекращения дальнейших работ. Частично это ему уже удалось, так как лорд был вынужден прервать раскопки. Вдобавок Карнарвону, очевидно, придется расстаться со многими находками.
— Если не ошибаюсь, у вас не имеется даже отдельного разрешения на проведение раскопок? — искоса глянув на Райта, спросил директор.
Но разрешение у Райта имелось: накануне Карнарвон выдал ему соответствующее письмо. Теперь Райт убедился, что директор стоит на своем и не намерен уступать. В тот же день он уехал на раскопки, ничуть не считаясь с пожеланиями жены.
К вечеру приехал в Луксор и направился прямо к усыпальнице. Сторожа сидели у костра и спокойно беседовали. Райт осторожными шагами вошел в подземелье, освещая дорогу карманным фонариком. Вокруг очищенных плит, как и раньше, были разбросаны кирки, лопаты и прочие орудия. Райт остановился и стал читать надпись на одной из плит:
Читая это, Райт вспомнил свои слова о победе мертвых над жизнью, сказанные им французу. Среди вечной тьмы царевна гибла от тоски. Она не успела вдоволь испить чашу наслаждений и призывала детей земли высоко нести дар жизни. Несчастная царевна корила себя тем, что не посвятила свою краткую жизнь любви и сошла в страну Аменти, испытывая неутолимую жажду…
Только тот, кто добивается от жизни всего, только тот, кто умеет ее покорить, выходит победителем из борьбы с нею. Гордо и угрожающе встают тени, пробужденные надписями на пирамидах. Фараоны, завоеватели и полубоги, о которых любил повествовать в своих фантазиях Бособр, завладели небом, разрушили своды и уничтожили самих богов. Они боролись за жизнь и с волей к жизни переступили порог смерти. Нефрет простилась с миром в тоске по любви. «Не сходи с пути своих томлений», — таков был завет царевны. А теперь я хочу ее, ту, что спит здесь вечным сном, вернуть к жизни, вновь наполнить ее печальное и обессиленное сердце радостью и полнотой желаний, умершую превратить в живую и счастливую. Могущество фараонов даровало им по смерти безграничную силу, но разве могущество любви, что безмерно превосходит их силой, не способно сотрясти небеса и сотворить новое чудо?
«Я должен все о ней знать, я должен ее познать… как сестру, как жену, как… мою Нефрет…»