Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

Ранним утром они начали атаку; я проснулся от отчаянных криков: «Пруссак идёт!»

Солнце уже ярко светило; с высоты холма я увидал приближавшееся к нам прусское войско; оружие его блистало на солнце; зрелище было ужасное… До нас долетал страшный бой прусских барабанов, но музыки еще не было слышно. Когда же пруссаки стали подходить ближе, то мы услыхали звуки гобоев, игравших известный гимн «Ich bin ja, Herr, in deiner Macht» («Господи, я во власти Твоей»)…

Первый удар принял на себя наш необстрелянный обсервационный корпус. Но новобранцы не только не бросились наутек, но даже не стали сильно подаваться назад, встретив наступающих сначала плотным ружейным огнем, а потом и штыками.

Фридрих II, король Пруссии

Между тем прусское войско подвинулось слишком вперед и чрез то обнажило нам свой левый фланг, не имевший никакой подпоры. Фермор, заметив эту ошибку, тут же выслал конницу, которая так быстро ударила на пруссаков, что они принуждены были отступить до самого Цорндорфа. Видя успех сей атаки, Фермор приказал пехоте правого нашего крыла, развернув каре, преследовать неприятеля, но пруссаки, бросившись со своими эскадронами на нашу конницу, опрокинули её и затем принудили и пехоту отступить с большим для неё уроном.

В полдень с обеих сторон последовал отдых; ибо обе армии были утомлены. Когда войска немного передохнули, битва закипела с новой силой. С обеих сторон дрались с величайшим ожесточением; наконец вступили в рукопашный бой. Обе армии были в большом беспорядке, но пруссаки, приученные к быстрым оборотам, скоро вступили в линии и, несмотря на наше упорное сопротивление, опрокинули нас.

Мы, отступая, бросились к реке, чтобы перейти на противоположный берег; но мосты были заранее истреблены по приказанию Фридриха, чтобы отрезать нам отступление, – однако же сие средство, употребленное Фридрихом для истребления нашей армии, спасло её. Придя к реке и не найдя мостов, мы увидели, что нам остаётся или защищать себя, или погибнуть. Понемногу наше войско начало приходить в порядок; составились разные отряды, не имевшие единого командования, но дравшиеся с небывалым ожесточением. Офицеры в сумятице выпустили из-под контроля своих солдат, но отдавали распоряжения первым попавшимся, и те выполняли их.

Это была не битва, а лучше сказать, резня насмерть. Наши солдаты дрались, как львы.

«Постоим за себя, братцы! – кричали они. – Не дадим пардону немцу, да и не примем от него: лучше ляжем все за Русь святую и матушку царицу!»

Целые ряды их ложились на месте; другие тотчас выступали вперед, оспаривая у пруссаков каждый шаг. Ни один солдат не сдавался и боролся до тех пор, пока не падал мертвый на землю. Наконец, все выстрелы были потрачены, тогда многие солдаты, отбросив оружие, грызли пруссаков зубами. Видя такое упорство, пруссаки пришли в неистовство: они рубили и кололи всех без пощады…

Прусские артиллеристы в битве при Цорндорфе. Гравюра XVIII века

Пруссакам удалось овладеть большей частью наших пушек и почти всем обозом; наши людские потери составили до пятнадцати тысяч человек. Однако войско наше не было разбито: вечером была проведена перекличка, отслужена панихида – и вновь перед глазами Фридриха возникла наша грозная армия, непоколебимо стоящая на прежнем месте!..

– Да, славная была баталия! – довольно проговорил граф, стукнув себя кулаком по колену. – И с гордостью сказать должен, что мы, Орловы, в ней тоже приращению русской славы способствовали! Особенно Григорий отличился, истинно орловскую храбрость проявив: он три раны получил, но строй не покинул и под прусской картечью выстоял. Имя его у всех было на устах – как мне сказал офицер, рядом с ним сражавшийся: «Если бы за каждого убитого пруссака гравировали на шпаге звезды, то на оружии Григория Орлова не было бы свободного места»…

* * *

– И вот все наши славные победы прахом пошли, зря наша армия кровь проливала: горько это было и обидно за Россию! – воскликнул затем Алексей Григорьевич с неподдельным чувством. – Мало того, что император всё назад Фридриху отдал, он ещё задумал в союзе с ним против Дании выступить, дабы вернуть Гольштейну, который родиной своей считал, отнятый датчанами Шлезвиг. Где тот Гольштейн, где тот Шлезвиг, какое нам до них дело? – однако по приказу императора гвардия должна была из Петербурга выступить и направиться в датский поход. А для командования нами в Россию вызваны были императором его голштинские родственники: принцы Георг Людвиг Гольштейн-Готторпский и Пётр Август Фридрих Гольштейн-Бекский; обоих произвели в генерал-фельдмаршалы, а Пётр Август Фридрих был ещё назначен петербургским генерал-губернатором.

Русские кавалеристы против пруссаков при Цорндорфе