Царепадение

По мнению каждого Никита просто не мог отказать в приёме, ведь они очень торопились, даже отпрашивались с работы у бессердечного начальника и болели уже не одну неделю, значит, каждая минута была на счету. А за каждой потраченной минутой – риск сепсиса, инсульта, инфаркта, гангрены.

Такими мотивами молодого врача не составляло труда запугать. Поначалу Никита Шагаевич верил, переживал, принимал, отсутствие серьёзных ситуаций считал случайностью и везением, а потом узнал страшную тайну от старших коллег: ни к кому из них за долгие годы работы не прибежал в конце дня человек с реальной проблемой и не долбил в дверь, моля о помощи, потому что серьёзная проблема побуждала людей вызывать скорую или бежать в ближайшую от работы клинику, а не в ту, к которой тянул страховой полис.

Такими вот мелкими шумными стуками в дверь Никита и узнал о потребительском экстремизме и о том, что он обслуга. Недовольно фыркнул вслух, застёгивая пуговицы на рубашке.

Дверь мягко пропела: "не уйдёшь ты рано домой, дружочек-пирожочек". И намекнула, что пора бы обзавестись привычкой запираться во время переодевания. Стоило неизвестному показать голову, он завизжал. Стало смешно от собственной глупости, благо голова спряталась обратно, не заметив улыбки на лице визжавшего.

– Прошу прощения! – раздалось из-за двери.

– Что-то новенькое, – тихо удивился как бы оскорблённый врач.

Облачившись в человека, Никита открыл дверь и попытался выйти в мир. Прямо на пороге, буквально в паре сантиметров от пролетевшей двери, стояла девушка – очень невысокая, формастая, светловолосая, с очень наивным взглядом, точно недавно закончила школу и переехала из маленького городка в общежитие. Никита хорошо помнил этот взгляд, помнил его у себя.

– Здравствуйте, а можете принять меня? – неуверенный голос выдавал студента первого курса и даже звучал искренне, но врезался в четырёхкамерный камень Никиты.

– Не могу. Меня уже здесь нет, но можете обратиться к дежурному врачу. Он вам поможет, – вероятно, Никите даже удалось сотворить сострадание и переживание на лице.

– Но там такая очередь, а у меня так сильно болит. Меня и направили из регистратуры к вам.

Подобного он наслушался. И угроз. Особенно угроз. Как только люди ни пытались запугать его. Многие держали уверенность, что работа их крайне важна, не терпит ни минуты потери, потому не могли они закончить раньше, сбежать до конца смены. Но Никита-то знал, что, в большинстве своём, их работа вообще на имела права на существование, так как была бессмысленной.

– А где болит?

Стоило девушке прикоснуться к болезненной области, врач понял, что можно отправить её по озвученному пути. Он мог бы сделать вид, немного успокоить, но не стал тратить силы. Их и без того иногда не хватало для жизни. Отправил девушку на первый этаж к не менее уставшему дежурному врачу, а сам закрыл дверь. Каждый поворот длинного ключа доносился из скважины неприятным порицающим голосом брошенной старухи, бабушки той самой студентки, что медленно побрела от него. Старуха возмущалась, что врач нарушал клятву Гиппократа, хотя даже не читала её. Однако у Никиты давно сформировался ответ и для таких ситуаций, потому он продолжил диалог в своей голове с позиции силы.

Проходя мимо очереди к дежурному врачу, бросил взгляд на девушку, аккуратно, чтобы она не обратила внимания. И следом – на табличку с фамилиями. Сегодня принимал врач, которому Никита не стал бы доверять пациента, но что ж поделать.

То ли давно, то ли совсем недавно он тоже был студентом. Таким же кротким и неуверенным, как пациентка, постучавшая в дверь и случайно подглядевшая за его переодеванием. А может, и ещё более кротким. Он бы уже после первого отказа скрылся из виду.

Хотя виной его бездушному поведению мог быть даже не характер, попытался он оправдаться, а одна врачебная тайна, недоступная никому из пациентов. И имя ей – уставший доктор. Страшный-страшный секрет, вывернутый наизнанку.

Все врачебные тайны задачей своей ставили защиту пациентов, однако уставший доктор был самой непонятной и возмущающей. Однажды Никита попался в ловушку этой тайны. Работая на полторы ставки, он не стеснялся принимать и пациентов между пациентами – кто день перепутал, кто утром заболел, а вечером улетать на полгода в горы. Не зря же из каждой колонки кричали о благородстве врачей. А потом случилась тётушка Икс – без особых примет, но с незабываемыми последствиями.

Через время, когда пациентка написала двухстраничную жалобу, Никита добрался до своих назначений, прочитал, перечитал весь протокол, ахнул. Кто подменил нормальные рекомендации бредом?! На самом деле, никто не менял их, каждая буковка была за авторством Никиты Шагаевича.

Тогда-то он и понял, как опасно принимать больше пятидесяти людей за смену. Опасно для их же благополучия. С ним, чисто физически, не случилось ничего, а вот тётушка Икс прошлась по краю бездонного колодца и оступилась, едва не упав. А всё ведь от глупости одного и лицемерия второго; не принял бы сразу, оставил до завтра, так и не случилось бы опасности.