Царепадение

Крупный мужчина с внушительным животом, толстыми ногами и невероятного на вид размера ботинками с эмоциями рассказывал историю, никак не связанную с лечением. И медициной вообще. На очередном захватывающем моменте, мужчина так и цеплял внимание слушателя, в кабинет с громким стуком ворвался человек.

– Вообще-то, уже моё время!

Подобрав руки из расслабленного в недовольное положение, Никита состроил врачебное лицо:

– Одну минуту.

– Так я уже десять жду!

– Ну, сядьте ему на голову, потому что я его не выгоню силой!

Оказавшись в патовой ситуации, трое на мгновение притихли, замерли. И могли бы держать напряжение ещё сколько-нибудь времени, однако ворвавшийся пациент так же стремительно покинул кабинет, хлопнув тонкой дверью.

– А вы как думали? – усмехнулся Никита, вновь расслабив тело. – Эта работа не для слабых духом. Хорошим всё равно не останешься, так хотя бы покажешь, что обидеть тебя непросто.

– Так вы же хороший доктор. Вон у вас сколько людей в коридоре, драться готовы ещё похлеще этого.

– Не, это сезон. У всех сейчас такой аншлаг – плохих, хороших, кривых, озлобленных. Да, и давайте по секрету, надеюсь, вы умеете хранить секреты, хорошие врачи в таких местах уже давно не работают.

Мужчина поглядел по сторонам, точно впервые решил рассмотреть кабинет: свежая зелёная краска скрывала многолетнюю усталость, истёртая плитка на полу и побитый по углам стол, наоборот, выдавали тысячи часов выработки и переработки, не смея создавать иллюзий.

Однако Никита слукавил. Каждой частью себя он верил и каждым действием стремился доказать, что внешние условия оставались лишь местом, где он мог показать себя. Плохая клиника, хорошая клиника – всё было для него лишь полем, потому что в разных комнатах люди жаловались на практически одно и то же. Сидевший на стуле человек вполне мог похвастаться своим красивым тёмно-синим костюмом и отличной причёской с филигранно выверенными переходами, а забежавший на скандал – разве что потёртой толстовкой, умевшей прикрыть начинавшееся пузо. Только обоим выпала участь ждать очереди, чтобы затем ютить ягодицы на неудобном стуле. А всё потому, что нуждались в нём.

Поставить сюда табуретку, проскочила едкая мысль в голове Никиты, всё равно возвращаться будут.

Распечатав и отдав рекомендации, Никита попрощался с пузатым мужчиной и взял с него обещание, что в следующий раз тот закончит историю. Выкрикнув имя и отчество в закрывающийся проход, врач пригласил беспокойного пациента. Тот изрядно остыл за время их разлуки, даже изменилось выражение лица.

– Здравствуйте. Ещё раз, – теперь в голосе не осталось ни намёка на раздражение, точно полный огня в эту дверь врывался брат-близнец пациента.

Никита ответил стандартным набором фраз и усадил вошедшего на стул.

– У вас, наверное, много работы? Люди туда-сюда, и просвета не видно.

– Так его нет, – неприятно посмеялся Никита, что немного слюны вылетело в мир, но не дотянулось до пациента. – Все талоны забиты, в живую очередь рвутся, выписанные из больниц туда же рвутся. Как у всех. Вы наверняка и у других врачей были, везде схожая вакханалия.

Пациент кивнул несколько раз и даже подался корпусом вперёд, точно мог завалиться на пол. Никита скинул улыбку с лица, в голове пробудились кадры из памяти, где пациенты начинали потерю сознания с идентичного движения. В этот раз обошлось: человек в толстовке вернулся в вертикальное положение.

– У хирурга целый час в очереди прождал. Так что у вас ещё хорошо, всего пятнадцать минут.

Чуть не вывалилась желчь. За день у Никиты её накапливалось достаточно, и за ночь не рассасывалась, и за выходные. Но он смог удержать её внутри, хотя совершенно не понимал, зачем, в случае такого временного контраста, вообще бубнить под руку врачу?!

Вместо изучения мировоззрения человека посыпались медицинские вопросы. Их у врача накопилось достаточно за годы работы. Точнее, с каждым годом или даже днём набор шаблонов разрастался.

Как то обычно случалось, самые громкоголосые и возмущённые пациенты оказывались наименее больными. Мужчина в толстовке не стал исключением. Хватило пяти минут, чтобы распознать проблему, выдать листочек с назначениями и подчеркнуть самые важные из них. Дал бы ему ещё и подзатыльник за то, что ждал почти три месяца в надежде, вдруг "само пройдёт", но ни один документ не разрешал наказывать пациентов даже морально.

После вереницы людей, не позволившей врачу заснуть в кресле, а двери заржаветь от забытости, настало время побега. Специальность, каждая врачебная, не только его, подразумевала отсутствие личных границ. В любую минуту дверь могла скрипнуть, а за ней – показаться человек. Пациент, но не просто пациент, а занятой, который весь день работал и которому очень плохо. Хотя физиология учила, что два этих состояния взаимоисключительны, на пороге у Никиты то и дело возникали такие люди. И через пять минут после окончания приёма, и через десять, и даже через час, если он имел неосторожность зайти в кабинет после вечернего собрания.