Царь Живых

Поговаривали, что Маркелыч тем временем слетал прямым рейсом в Москву, поклонился балыками нежнейшего посола кое-кому из знакомых по зоне, в своем деле на самые верха забравшимся; посидели, выпили водки под тающую на языке рыбку, повспоминали былое, потолковали о жизни…

И – тоже ходили слухи – пришла из Первопрестольной малява смотрящим за автономией: “К Маркелычу не касайтесь, он мужик правильный, занимайтесь нефтью и всем остальным, а рыбой он заниматься будет”. Так оно было или иначе – но бойцов и птурсы списали в расход, никто больше на Маркелыча наехать не пытался… Стал он некоронованным императором всея тайги и окрестностей – без малейшей чванливой гордости этим титулом.

А еще – был Маркелыч дальним, двадцатая вода на киселе, родственником Ивана Сорина.

Глава 6

Усть-Кулом.

Всё возвращается… Приходит срок – и всё возвращается. Но не все.

– Маркелыч-то? И-и, Ванятка… Маркелыч еще по весне с пармы не вернулся… На вертолете летел с Цильмы-то, он все больше вертолетом нонче… Ну и не нашли-то ни его, ни вертолета сгонного… Надо было как деды, по земле да по воде… А в небе, с Богом рядом, только ангелы летать-то должны, людям негоже…

Приходит срок – и всё возвращается.

Но не все.

Восемь лет назад.

Маркелыч часто ставил в тупик своих бизнес-консультантов.

Они – лощеные, в пиджачках и галстучках – не могли порой понять логику этого небритого, демонстративно носящего кирзачи и ватную тужурку мужика.

Несомненно, в мотивах его поступков что-то было – ведь сделали же они, эти поступки, обычного когда-то рыбака хозяином почти всех рыбных промыслов на территории пары Франций. И много чего другого – хозяином.

Логика явно была. Но – не понимали.

Вот и сейчас – зачем, скажите, так упорно финансировать обучение и карьеру Сорина-младшего? Обучение – ладно, но зачем Маркелычу свой человек в забугорной корпорации, ну никак с его бизнесом не связанной? Акции такого гиганта не скупишь, не леспромхоз на Куломе… Чтобы парнишка чаще в Англию мотался? Так купить путевку – и дело с концом…

Маркелыч им ответил, поскребя щетину:

– Так ведь, это… Тут не в том дело-то, чтоб он там… Тут дело – чтоб он не здесь… Другим станет…

Внятно и вразумительно. Но вопросы логики Маркелыча волновали мало, по житейской тайге его вела обостренная сверх предела звериная интуиция. Он добавил:

– Саньку б еще куда пристроить…

Но здесь не могла помочь (или помешать?) даже таранная воля Маркелыча. Саня Сорин к тому времени уже встретил на дискотеке в убогом пармском клубе шестнадцатилетнюю соплюшку Машу. Марью. Марию.

А Ваня уехал в Питер.

Надолго. И стал другим. Все реки текут…

Но приходит срок – и всё возвращается к истокам.

Усть-Кулом.

Он увидел ее.

Увидел на убогой, до ужаса убогой улице. (Господи! А в детстве казалось, что – здесь живут. Что – так и надо!) Улица тянулась к высокому, обрывистому берегу Кулома – последнему берегу, здесь он, суровый полярный изгнанник, приникал к груди матери Печоры – и слившиеся их воды разливались широко, как море…

Улица была убогой.

Но – не вся.

Большая часть – да, там жались друг к другу строения – нелепые, обтянутые рубероидом по крышам и даже по стенам, с крохотными слепыми окошками (большие – лишние дрова в долгую северную зиму…). Строения лепились плотно, как солдаты в строю ублюдочной армии. Армии, позабывшей о победах, способной лишь копать канавы и разгружать вагоны… Убогая была улица.

Но – не вся!

На отшибе, на обрыве, рискованно (весной Кулом суров и страшен, и серо-стальные холодные клинки воды подсекают и обрушивают берега) – в стороне, на высоком обрыве, стояли высокие ладные дома с большими окнами.

Там жили потомки спецпереселенцев из старой раскольничьей деревушки Гедонье. Там родился Иван.

Он увидел Адель на фоне ублюдочных домишек – и они, как в детстве, вновь показались обиталищами живых людей. Друзей. Надежных и проверенных в бою друзей. Да! Когда вас трое, а их пятеро, и вы в шестом классе, а они в восьмом – это бой. Смертный бой до Победы…

А скудная пародия на газон – от травины до травины полметра – показалась бескрайним лугом, напоенным ароматом дивных цветов, наполненным жужжанием пчел и шмелей и трепетом крыльев чудесных бабочек…

Собственно, подобного и следовало ожидать – он увидел Адель.

Но… Со зрением Адель-Лучницы, посланной побеждать, тоже на мгновение что-то случилось… Семь стрел одна в одну в этот момент Адель бы не вонзила…

Адель-Воин, посланная побеждать.

Только побеждать.

Усть-Кулом.

– Хайле, Страж!

Впервые она приветствовала его так. Он – оценил.

– Хайле, Адель!

Он не стал спрашивать, как она добралась в Усть-Кулом, как догнала его… В последнее время он старался задавать как можно меньше вопросов – но делать как можно больше выводов из увиденного и услышанного.

– Царь рядом, – сказала она без долгих предисловий. – В Парме. Ты знаешь, где это? Иван знал.

– Там же и то, что тебе надлежит взять. Это отыскал Даниэль, но только Страж может взять и даже просто видеть это… И только это может повергнуть Царя Живых. Ничто иное над ним не властно.

Он не стал спрашивать ни о чем. В Парме все сам увидит. И все сам поймет.