Царь-Сторож

Уж на что я мало читала – и то знаю его трилогию "Седой Енисей". В тот день как раз праздновался его пятидесятилетний юбилей, и Бармалаеву было присвоено звание "Почетный гражданин Кырска". Официальная часть юбилейных торжеств проходила в городском Дворце культуры, там же юбиляру были вручены грамоты и подарки, потом был, опять же официальный, банкет в ресторане "Саяны" (для начальства), а поздно вечером на квартире у Бармалаева собралась своя, тесная, чисто писательская компания.

Квартира была просторная, занимала весь этаж. Народу – битком. Не знаю, кто пригласил Вику (скорее всего, сам Бармалаев – она и с ним ухитрилась сдружиться), а уж она притащила с собой меня. Когда мы пришли, веселье было в разгаре. Я никого не знала, кроме Бармалаева. То есть, конечно, я и с ним не была знакома, просто видела раза два по телевизору. Трудно не запомнить – огромный, похожий на бегемота, гулко басящий, откровенно актерствующий, подчеркивающий свою посконную неуклюжесть и кондовость.

Вика затащила меня в уютный уголок, под торшер, и стала торопливым шепотом знакомить с окружающими. "Они все такие талантливые, такие интересные!.." – восторженно шептала она, сверкая своими карими, чуть выпуклыми, глазами.

Было очень шумно, накурено. Из-за столов давно все вышли, лишь время от времени прикладывались к рюмкам. Гости разгуливали по комнатам, жестикулировали, громко беседовали, смеялись, перекликались. Некоторые о чем-то друг с другом спорили. Лица у большинства были красные, но кое у кого – бледные. Каждый пьянел по-своему. Некоторые казались излишне веселыми, ну а некоторые – угрюмыми.

Все были разные, и в то же время все они показались мне очень похожими друг на друга. Какие-то все нечеткие, аморфные, расплывчатые…

И лишь один человек – выделялся.

За столом, в одиночестве, прикрыв лицо ладонью, сидел худой длинноволосый юноша. Он был поразительно красив. Даже не видя еще его лица, я была изумлена красотой его позы. Впрочем, когда он убрал от лица руку и поднял свои трезвые светло-карие глаза, я увидела, что не так уж он молод – лет тридцать, а то и больше. Да и не такой уж худой – широкоплечий, но стройный, и поэтому мог показаться худым на фоне окружающих толстяков. Все, что он делал, этот молодой человек, – было очень красиво. Вот он пригладил светлорусые кудри, вот он расправил плечи, нет, не расправил – изящно повел плечами с грацией танцора, вот он быстро пошевелил длинными пальцами – словно уставший пианист, вот он застыл в изысканной позе – словно вдохновенный поэт, вот он налил в большую рюмку коньяк – и выпил, и когда он пил, кадык не дрогнул на его горле, лишь опущенные густые ресницы слегка шевельнулись.

– Кто это? – пролепетала я.

– О, это очень интересный молодой поэт! – жарко зашептала Вика. – Такой талантливый, такой оригинальный… Валерий Поляков. Валера. Он уже давно и безуспешно толчется по всем редакциям… все его знают, похваливают, а стихи – не печатают. Надо же – Бармалаев его пригласил! Значит, повезло… наконец-то.

– Ты его знаешь?

– Еще бы! – И Вика многозначительно вздохнула. – Я его очень даже хорошо знаю. Он жесток, как и все поэты. Но ужасно мил… Обаяшка!

– Что? Как ты сказала?

– Обаяшка, – повторила она. – Жестокий обаяшка.

А белокурый красавец опять налил полную рюмку коньяку – и так же томительно-томно выпил, прикрыв глаза.

Я подумала, что он больше похож на актера, чем на поэта.

– А он, случайно, не этот… не голубой? – тихо спросила я.

– Чего? – И Вика уставилась на меня, потом расхохоталась. – Ну, ты, подруга, и скажешь… Пошли!

Она потащила меня к столу.

– Валера, привет, – сказала Вика.

Он что-то буркнул, посмотрел на нее, потом на меня, кивнул снисходительно и лениво, поставил рюмку. Вытер мизинцем с подбородка золотистую коньячную каплю.

– Так на чем мы остановились? – внезапно спросил Валерий.

И голос его тоже был красив и странен, с легкой хрипотцой и гибкой модуляцией – словно он репетировал роль из какой-то неведомой пьесы, а мы для него – просто плохие партнеры, статисты.

– Валера, познакомься. Это моя подруга – Люся.

Мне вдруг почему-то захотелось встать и сделать книксен, или как это там называется. Разумеется, я сдержалась, но он, вероятно, что-то такое почувствовал.

– Забавно, – сказал он.

– Что? – смутилась я.

– Да так… Так на чем мы остановились? – повторил он нелепый вопрос.

Я пожала плечами, посмотрела на Вику.

– Ваши волосы – крашеные? – и он ткнул в меня пальцем.

– Н-нет.

– Неужели? Трудно поверить. Такой редкий цвет… коричневый, с красноватым оттенком… С чем бы его сравнить? – И он снова налил себе полную рюмку.

(Сейчас я совсем седая, а тогда, в семьдесят пятом, у меня были темно-каштановые волосы. Не то, что теперь).

– А ну, сознавайтесь – у вас есть на плечах веснушки? – быстро спросил он меня.

– Да, – прошептала я, и почувствовала, что краснею. – Ну и что?..

Мне вдруг показалось, что платье слетело с меня, и я стыдливо передернулась.

– Еще бы самую малость, еще чуть-чуть… и была бы просто рыжая, ей-богу, – сказал он. – Вот я о чем, дорогая Лариса.

– Меня зовут Люся.

– Не все ли равно?