Развитие израильской мудрости после Соломона шло уже по-серьезному. Все сильнее становились тенденции поставить мудрость на одну доску с законом. Это можно почувствовать, читая притчи Иисуса Си-раха (ок. 200 до н. э.): мудрость стала «мудростью Торы». И еще один аргумент в пользу Соломона: пространные речи о мудрости не типичны для подобного наследия. Везде обучают «мудрости жизни», устанавливают жизненные правила, дают моральные наставления. А «госпожа Мудрость» дает «знание природы», как раз то. что приписывалось одному лишь Соломону.
Таким образом, мы в состоянии подойти ближе к Соломоновой «мудрости природы». Как задумывалось сотворение мира? Какой представляется картина космоса и мира? «Госпожа Мудрость» предлагает нам учение о сотворении, которое выглядит гораздо древнее, чем в библейском изложении. Картина мира при этом больше похожа на египетские воззрения. Мир состоит из трех частей: первоначальный хаос бескрайней водной глади, побежденный и укрощенный Богом, земля, покрытая горами и холмами, покоится на тверди, небо, раскинувшееся как шатер (ср. псалом 103.2).
Однако части света не персонифицируются как в представлении египтян, где богиня Нут — это нижний мир мертвых, богиня Геб — земной мир, а богиня Дуат представляет небо. «Госпожа Мудрость» описывает землю совсем по-светски и дает картину мира, свободную от мифологических представлений. Обращает на себя внимание то, что в воспевании мудрости Соломоном отсутствует мир мертвых. Как бы он тогда отвечал характеру «играющего дитя Господня»?
Решающую роль все-таки играет некоторая веселость, свойственная Соломоновой песни мудрости. Ведь как бы «серьезно» Бог ни создавал свое детище — мир, все крутится вокруг «госпожи Мудрости» с ее веселыми мыслями и изяществом движений. О Соломоновой «мудрости природы» можно еще много чего сказать. Она подобна древневосточным образцам и включает всеохватывающую науку перечней, раскладывает по полочкам и приводит в порядок, но выражается в ней это свободно, посредством поэзии притчей и песен. И теперь мы имеем полное право предположить, что в ее отношении к природе воплотились и умная радость и играющая раскованность.
Мудрость притчей Соломоновых была представлена нам исключительно как поэтическая «мудрость природы». Это, во всяком случае, становится ясно из библейского предания. Оно, однако, не отсылает нас к притчам и песням, которые бы соответствовали «мудрости жизни». Наблюдение стоит внимания, а потому обратимся к библейской Книге притчей, которая по большей части скорее всего принадлежит Соломону. Это утверждают начальные строки трех (самое малое) притчей (Притчи 1.1; 10.1; 25.1) и особо отмечены притчи некоего Агура (Притчи 30) и Лемуила (Притчи 31). Троекратное указание на Соломона дает повод сомневаться. На самом деле Книга притчей, как считает большинство ученых, состоит из нескольких сочинений, различных настолько, что они не могут принадлежать одному человеку — Соломону. Правомерно ли это утверждение?
В первой части Книги (Притчи 1–9), правда, преобладают пространные речи о мудрости, которые отличаются от последующих, сжатых. Но стоит ли сразу исходить из того, что более длинные изречения возникли раньше? Это вообще не разговор, поскольку даже в науке мудрых египтян наряду с короткострочными притчами использовались более длинные «конструкции». Кроме того, мы могли бы доказать, что «естественнонаучная» тематика (Притчи 8) впору только Соломону.
Вторая часть включает смесь афоризмов (Притчи 10.1-22.16). В некоторых речь идет о царе:
«Благоволение царя — к рабу разумному, а гнев его — против того, кто позорит его» (Притчи 14.35).
«Мерзость для царей — дело беззаконное, потому что правдою утверждается престол. Приятны царю уста правдивые, и говорящего истину он любит. Царский гнев — вестник смерти; но мудрый человек умилостивит его. В светлом взоре царя — жизнь, и благоволение его — как облако с поздним дождем» (Притчи 16.12).
«Кто любит чистоту сердца, у того приятность на устах, тому царь — друг» (Притчи 22.11).
Могут ли «Притчи о царях» относиться к временам после Соломона? Мы сомневаемся в этом, поскольку нет ни малейшего намека на разделение североизраильского и иудейского царств, имевшее место в более позднее время. Напротив, две следующие «Притчи о царях» смогут нам кое-что преподать.
Первая относится непосредственно к царю Соломону, творящему суд: «Царь, сидящий на престоле суда, разгоняет очами своими все злое» (Притчи 20.8).
Вторая притча тем более подразумевает Соломона: «Бойся, сын мой, Господа и царя; с мятежниками не сообщайся, потому что внезапно придет погибель от них, и беду от них обоих кто предузнает?» (Притчи 24.21).
В этой притче может идти речь только о Соломоне, так как именно он отождествляется с Господом. Кроме того, прозрачный намек на эпизод из жизни: восстание Иеровоама против Соломона, о котором речь еще впереди.