Царь (СИ)

— Может и деревянный, — не стал спорить полуголова, и что-то в его безмятежном виде так меня удивило, что я ни секунды немедля вскочил в седло.

Кривые улочки стрелецкой слободы были переполнены вернувшимися домой стрельцами и телегами из полкового обоза. Кое где навзрыд рыдали женщины, как видно оплакивая павших в бою. В других местах стрельцы деловито таскали с повозок привезенные домой трофеи, а в третьих уже рекой лилось хлебное вино, и раздавались разухабистые песни.

Чернобородый Семен, получив разрешение от полусотника, прихрамывая, отправился домой. Лошади у него не было, так что добычу пришлось тащить на себе в перекинутом через плечо узле. Впрочем, последняя была не велика, и стрелец, отказавшись от предложенной ему помощи, бодро ковылял по улице. Поначалу по давней своей привычке бухтел, дескать, мало выделили за таковой-то поход. И то сказать, разве это доля для пораненного в сече? Два польских жупана не слишком испачканных кровью, несколько пар исподнего, да справные сапоги на немецкий манер! Всякий сведущий человек скажет, что это курам на смех и Семен не преминул излить желчь на товарищей деливших добычу. Однако с каждым шагом приближавшим его к дому, лицо служивого разглаживалось. Припрятанные им несколько драгоценных перстней срезанных с убитых, украшенный серебром кинжал, и, самое главное, полный кошель диковинных золотых монет приятно грели душу. "Корову куплю и лошадь. А лучше две коровы… хотя что там коровы, это же теперь можно в торговлю удариться, али еще чем заняться" — размышлял он над своей удачей, — "тут главное не обмишулиться и все хорошенько обдумать!"

У ворот его никто не ждал, и стрелец снова почувствовал злобу. "Как же так, он раненый из похода с добычей, а домашним и горя мало!" Открыв калитку, он сбросил узел на землю и зычно заорал:

— Эй, где вы там! Маланья, выдь сейчас же!!!

Жена, худая женщина с поблекшим лицом испуганно выскочила на крыльцо и тут же с поклоном бросилась к мужу. За ней следом выбежали дети, но не кинулись к отцу, а нахохлившись, встали у двери, с тревогой наблюдая за происходящим. Пока мать с поклонами встречала своего кормильца, младший тихонько шепнул сестре:

— Видать тятенька не пошел в кабак.

— Значит, бить будет! — со вздохом отвечала старшая.

— Что-то не ласково вы меня встречаете, — ощерился Семен на своих домашних, — даже Трезор не показался!

— Издох Серко, — робко возразила ему жена.

— Давно? — насторожился хозяин.

— Вчера еще. Скулил бедолага и на амбар рычал, мы уж думали хорь там завелся…

— Без собаки худо, — задумчиво протянул Семен, — того и гляди лихие люди залезут!

— Да чего брать то у нас, — горестно вздохнула супруга, тут же вызвав гнев у мужа.

— Но-но! Глянь, чего принес. А на завтра пойду к казначею, сказывали за поход, да за рану еще и серебра отсыпят…

— Да ты ранен! — Переполошилась Маланья.

— Нет, я на палку от нечего делать опираюсь, лучше иди на стол собери, а то отощал в походе, — с немалым раздражением в голосе отвечал ей Семен и обернулся к детям, — а вы, занесите пищаль с бердышом в дом, пока я гляну, кто там у нас завелся.

— Да готово уж все…

— Делайте что велено!

Дети, ни слова не говоря, тут же кинулись и, подхватив отцовское вооружение и узел с тряпьем поволокли их внутрь дома.

— Может еще и не станет драться, — шепнула сестра младшему, согнувшись от тяжести.

Дав поручения домашним, Семен скорым шагом пошел в амбар. Хорек даже если и завелся, совершенно не интересовал стрельца. Главное было хорошенько припрятать драгоценную добычу, чтобы даже жена не знала о ней и никому не рассказала ненароком по женской своей глупости. Внутри было сухо и пахло и сеном. Задумавшись, куда бы лучше сунуть заветный кошель, стрелец на секунду застыл и тут же развернулся, уловив краем глаза какое-то движение. Рука его сама собой легла на рукоять сабли, но выхватить ее он не успел, поскольку в грудь уперлось дуло пистолета.

— Не шуми, — очень тихо, почти шепотом прошипел стоящий перед ним человек, одетый в какую-то рвань.

— Ты кто?!

— Не узнал? — прошипел тот в ответ и, как-то по-змеиному ухмыльнулся.

У стрельца в ответ совсем опустились руки, ибо на него смотрел ни кто иной, как всеми разыскиваемый Иван Телятевский. Мало кто бы теперь признал, в этом оборванце прежнего спесивого и богатого дворянина. Но Семен встречался с ним прежде и навсегда запомнил его лицо.

— Укрой меня, — вкрадчивым голосом прошептал ему бунтовщик.

— Да как же я тебя укрою? — Изумился тот, — тебя же все ищут!

— А ты постарайся! Ведь ежели меня схватят, то я молчать не стану.

— О чем ты?

— Запамятовал, — в голосе Телятевского прорезалось ехидство, — так тебе палачи враз напомнят, кто тогда ночью сигнал подал, что Ивашка Мекленбургский в Кукуй едет!

— Господь с тобой, — взмолился стрелец, — не знал я, что вы задумали! И никогда ни словом, ни делом, ни помыслом даже не злоумышлял про государя!

— Ишь как заговорил! То не иначе как "антихрист" его звал, а теперь значит — государь!

— Тише ты, — принял решение Семен, — схороню я тебя до поры! А как все утихнет, то и вывезу из Москвы.