Читаем Царь муравьев полностью

Мы бегаем вокруг парня, пытаемся сделать хоть что-то, вводим лошадиные дозы разных препаратов, но ничего не помогает, парень корчится и агонизирует. Потом сердце его останавливается. Пытаемся запустить сердце электроразрядом – без толку…

– Готов, – говорю я через пять минут. – Вся работа насмарку, а ведь два часа его зашивали.

Володя бледен как смерть, перепуган – знает, что напортачил. И еще знает, что только от меня зависит, как преподнести произошедшее – как ЧП или как рядовое событие. Больные, знаете ли, в реанимации умирают довольно часто. Но, с другой стороны, такого, чтобы пациент скоропостижно скончался от обычного переливания крови, не бывает. Предварительная проба на совместимость – процедура несложная, и хорошо отлажена.

– Ты не виноват, – говорю я. – И не дергайся, Володь, у парнишки и так шансов почти не было. Запиши в историю все как было, я подпишусь вторым. Вскрытие покажет, что там случилось на самом деле. Кровь ты перелил ему по обоснованным показаниям, пробу сделал, так что не нервничай, все будет нормально.

Итак, труп увозят в морг, мы с Володей пьем чай (руки у него дрожат), и я думаю, что эта история закончилась.

Ничего подобного.

Утром сдаю смену, вызывают меня к главному. Там уже сидят Иваныч, Володя, сам главврач и еще два дяденьки. Дяденьки вполне обычные – в брюках и светлых рубашках с коротким рукавом, по причине июльской жары. Но глаза у них нехорошие – пристально-цепкие, изучающие, просто рентгены, а не глаза.

– Товарищи пришли из УВД, – говорит главный врач. – Они хотят прояснить некоторые вопросы. Надеюсь, вы не против.

– Нисколько, – говорю.

Я на сто процентов уверен, что пришли они по поводу нашего ночного пациента. Мне вообще бояться нечего, Иваныч тоже спокоен как удав, он всегда спокоен. Володька, само собой, трясется, а зря: больной умер не по всем правилам, но вины реаниматора в этом нет, а если и есть, то никто ее не докажет.

***

Беседа проходит в кабинете главного, но почему-то без его присутствия. Выгнали нашего главврача из собственного кабинета, а он даже не пикнул. Дяденьки задают вопросы, на бумаге ничего не пишут, только включенный диктофон лежит на столе.

Один из мужчин, представившийся как Валентин Валентинович Валяев (оригинально!), говорит:

– К нам поступила информация, что ночью в вашу больницу поступил гражданин с ранением брюшной полости, был прооперирован, и ночью же скончался.

– Есть такое, – соглашаюсь я. – Вы еще не установили его личность?

– Установили.

– И кто он?

– Об этом позже. Вы можете сказать, было ли там что-нибудь особенное, необычное?

– Да вроде ничего особенного. Хорошо одет был, при деньгах. Ну и, конечно, отделали его основательно. Удивительно, как вообще до больницы довезли, живучий был.

При слове «живучий» милиционеры переглядываются и слегка кивают друг другу круглыми головами.

– А запах какой от него был? – спрашивает второй, именем Архип Викторович Чемоданов (еще оригинальнее!).

– Ах да, запах… – Лебедев хмурит брови, как бы вспоминая. – Шел от него странный такой аромат, не совсем естественный для человека, но вполне приятный. Васильками от него пахло.

– Васильками? – служители закона снова многозначительно переглядываются. – Может, он какой-нибудь, к примеру, туалетной водой пользовался?

– От него прямо изнутри пахло, отсюда, – Иваныч показывает на живот. – Обычно от людей с обширным ранением кишечника пахнет совсем не так, я вас уверяю.

– Понятно. Ну что ж, отлично! – Валяев слегка улыбается, чувствуется, что он почему-то доволен. – А от чего он умер? Насколько мне известно, он скончался от переливания крови. Это так?

Володя розовеет и открывает рот, но я делаю жест рукой – молчи, мол, не вякай, сам все скажу.

– Это последствие большой полостной операции, – уверенно заявляю я. – Такое бывает, человек потерял много крови, и единственная возможность спасти его – гемотрансфузия. Однако, нужно учесть, что силы организма предельно истощены, гормональная и биохимическая система разлажены. И человек вдруг реагирует на обычное, сделанное по всем правилам переливание неадекватно. Он умирает, и мы ничего не успеваем сделать. Такое бывает, к сожалению.

Вру без зазрения совести. Наш пациент отреагировал на переливание чужой крови парадоксально – его собственная кровь потеряла свертываемость и потекла изо всех дыр и щелей, а при патологической реакции на переливание все бывает наоборот. Но я полагаю, что наши правоохранительные гости этого не знают, и ни к чему им это знать. Если углубляться в медицинские нюансы, против любого врача можно много чего нехорошего накопать.

– Ясно, – говорит Валяев и снова улыбается. – Вот, поглядите, – он достает из внутреннего кармана фотокарточку и показывает нам. – Это он, ваш пациент. Узнаете?

Со снимка на меня смотрит изумительно красивый парень – лет, наверное, восемнадцати. Ярко-зеленые глаза, светлые волосы, падающие мягкими прядями, улыбка, открывающая ровные белые зубы. Модель из глянцевого журнала, мальчик с обложки.

Перейти на страницу:

Похожие книги