Царь мира сего, или Битва пророков продолжается

– Да, Миша. История свершилась по плану сатаны. Именно для этого он тебя сюда – в последние дни земли и притащил, чтобы показать, что все вышло не по-нашему. В Иерусалиме, в новом Храме сейчас готовятся короновать Царя мира сего.

– Постой, кого же они будут там короновать, если я отказался?

– Что говоришь? – приложив к уху сухую ладонь, как бы не расслышав, переспросил старенький батюшка.

– Кого, говорю, они короновать-то собрались, если я отказался? Он ведь меня на престол готовил.

– Тебя? – удивился Киприан?

– Ну да, меня…

– И ты отказался?

– Конечно, отказался.

– То есть ты никогда не давал своего согласия?

– Никогда, ни в одном времени, ни в одном месте вселенной не давал согласия, как бы он меня не уговаривал.

– Ты хочешь сказать, что у него ничего не вышло? – прищурил хитрые глаза он.

– Отец Киприан, что-то я не пойму тебя. Ты ведь и сам все знаешь!

– Мне важно, чтобы ты сказал это! Чтобы ты сказал это мне, иерею! Чтобы я свидетельствовал об этом перед Богом! Чтобы я имел возможность сказать Ему, что ты отказал сатане! Чтобы я имел возможность сказать всем людям, что у ада ничего не вышло! Что нас не победили!

– Да! Я отказал сатане! Да, у ада ничего не вышло!

– Пойдем же скорее сообщим все это народу и армии! Пойдем, возвестим радостную весть!

Где-то над лесом послышался гул десятков самолетов. Это приближалась та самая армада бомбардировщиков, которую они с Денницей недавно встретили в небе. Киприан схватил Беловского, расцеловал, потом вбежал обратно на штабель ящиков и закричал, размахивая крестом:

– Смерть, где твое жало! Ад, где твоя победа! Мы победили! Дети мои, свершилось! Свершилось то, о чем я вам говорил! Наш боец вернулся! Он вернулся!

Вслед за ним тысячи и тысячи воинов повскакивали со своих мест и началось примерно то же, что было 9 мая 1945-го года около Рейхстага.

– Победа! – ревела многотысячная толпа, паля в воздух из всех видов оружия, которое только было в руках. – Победа!

Если бы…

В темноте плавало что-то красное и бесформенное. Что-то непонятное и многочисленное. Почему-то никак не удавалось прицелиться в них взглядом и рассмотреть повнимательнее. Стоило только выбрать какую-то одну, как она поспешно уходила влево, туда, где была кромешная темнота, и ничего не было видно вообще. Ничего не было видно и справа, и сверху, и снизу. Красные штуки виднелись только где-то посередине, но уходили только налево. Всегда только налево. Значит, чтобы успеть рассмотреть, нужно засекать их правее. Что же это за штуки такие? Но сколько он ни старался разгадать эту тайну, у него раз за разом ничего не получалось. Но в мире ничего больше не было, кроме плавающих красных тел, а потому и занятия другого быть не могло, кроме слежения за ними. Не было ни воспоминаний, ни размышлений, ни ощущений. Лишь только ускользали и ускользали непонятные формы. И появлялись снова…

Это длилось уже долго. Возможно, всегда. Впрочем, об этом он не думал, потому что не думал вообще ни о чем.

Это могло длиться еще долго. Могло длиться всегда. Но и об этом он тоже не думал.

Первое, что появилось в его сознании, была заинтересованность каким-то изменением. Он заметил это изменение, он обратил внимание на это изменение, но не мог понять – в чем оно? Красные тела все плыли и исчезали слева, но что-то поменялось. Но что?

Ему стало интересно. Сознание получило задачу и начало лениво включаться. И чем больше оно просыпалось, тем отчетливее наблюдались происходящие изменения. Наконец стало понятно, что изменилась темнота, в которой плавали те же самые штуки. Она стала светлеть и светлеть и вскоре посветлела уже настолько, что проплывающие красные тела на ее фоне показались более темными. А потом и совсем черными. Там, за всем этим появился какой-то свет. Много света!

– Он открыл глаза! Он открыл глаза! – услышал он чей-то голос. – Вот, Миша, пей! Вот вода!

Над ним кто-то склонился. Он льет воду ему на губы и протирает очень мокрой тряпкой его лицо. Вода течет за уши и по шее.

– Анатоль… – чуть слышно прошептал Михаил.

– Я это, я! – плакал Коэн. – Я уж думал, что ты не очнешься…

Вместе с сознанием вернулась боль. Коэн приподнял его голову, чтобы ему было удобнее пить воду, и он рассмотрел свои ноги. Они уже не трепетали, как недавно. Раны на них запеклись и высохли.

– Ты потерял много крови, но Лиза меня научила, что делать. Кровь мы остановили, и теперь будем ждать, когда она восстановится.

– Сколько я был без сознания?

– Часа четыре, не меньше…

– Где Лиза?

– Тут я, Мишенька! – услышал он голос Извольки. – Как же я страдаю, что не могу быть с тобой!

– Почему не можешь? Ты всегда со мной…

– Ну что ты говоришь! – всхлипнула девушка.

– Лиз, – попросил Беловский, – у тебя там нет какого-нибудь тюбика, чтобы не болело.