Флавий называет эти сооружения «великолепными», но большинство исследователей сходятся во мнении, что все они были построены на основе типовых для того времени проектов знаменитого римского архитектора Витрувия. Подобные стадионы и амфитеатры имелись во всех крупных городах античного мира. Ирод решил нивелировать это впечатление за счет оригинальности и великолепия отделки экстерьера и интерьера иерусалимского спортивно-культурного комплекса, выложив внутренние и наружные стены мрамором, щедро перемежающимся с искусной мозаикой и позолотой.
Строительство стадиона и театра было завершено в поистине рекордные сроки, и, как вскоре выяснилось, не напрасно. В 27 году до н. э. сенат преподнес императору Гаю Юлию Цезарю Октавиану титул Августа («возвеличенного богами»), и Ирод одним из первых из царей-клиентов учредил в честь этого события международные спортивные игры, которые проводились раз в пять лет. Чтобы побороться за назначенные Иродом дорогие призы, на Иерусалимскую олимпиаду съезжались лучшие атлеты со всех областей империи.
«Празднования этих игр, — пишет Флавий, — он проводил с большой торжественностью, приглашая с этой целью зрителей из соседних стран и собирая весь [иудейский] народ на них. Также и борцы и всякие другие участники в состязаниях приглашались со всех концов земли, и они являлись в надежде на призы и на славу победы, причем тут участвовали крупнейшие корифеи своего дела. Ирод назначал выдающиеся призы участникам в гимнастических состязаниях, но также и знатокам музыки и танцев и тем побуждал также большие призы квадригам, парным экипажам и одиночкам; одним словом, все, что где бы то ни было выдавалось роскошью и блеском, он старался превзойти еще большей красотой. Кругом всего театра тянулись надписи в честь Цезаря и были воздвигнуты из червонного золота и серебра изображения трофеев его от тех народов, которых он победил на войне. Не было таких прекрасных и драгоценных одеяний и камней, которые не показывались бы зрителям на этих состязаниях. При театре имелся запас диких зверей, в том числе масса львов, отличавшихся чрезмерной силой или особенной редкостью. Этих зверей выпускали на бой как между собой, так и с присужденными к смерти людьми, причем иноземцам в одинаковой мере доставляли удовольствие как роскошь обстановки, так и волнение, вызываемое этими опасными зрелищами…» (ИД. Кн. 15. Гл. 8:1. С. 122–123).
Все это, возможно, произвело бы должное впечатление на греков и римлян, для которых подобные развлечения составляли неотъемлемую часть жизни. Но, роняет Флавий, «иудеи были непривычны к такого рода зрелищам». И это весьма мягко сказано.
В самих подобных забавах, в появлении спортсменов обнаженными на публике евреи видели прежде всего грубое проявление язычества, возвеличивавшего животную природу человека. Схватки же между зверьми и приговоренными к смерти преступниками представлялись им отголоском категорически запрещенных законом человеческих жертвоприношений. Ничего, кроме отвращения, такие игрища у жителей Иерусалима не вызывали, и их, как прозрачно намекает Флавий, приходилось едва ли не силой загонять в театр.
В народе росло возмущение. По мнению обладавших огромным авторитетом и не боявшихся открыто высказывать свое мнение лидеров фарисеев, Ирод творил то же самое, что творили в Иерусалиме греки во времена Антиоха Епифана, и, следовательно, пришло время повторить подвиг Маккавеев и покончить как с ним, так и с его приспешниками.
Первый скандал вокруг будущего театра-стадиона вспыхнул как раз из-за «изображений трофеев от тех народов, которых он победил на войне». Дело было, разумеется, не в том, что все войны, как мы помним, Ирод вел только с евреями, а затем с арабами, так что ни о каких побежденных им «народах» не могло быть и речи. Многие решили, что трофеи повешены на статуи, изображающие людей, создание которых запрещено третьей из Десяти заповедей.
Ирод, как мы еще увидим, и в самом деле позволял себе подобные нарушения, однако он ясно понимал, что в Иерусалиме подобное недопустимо. Чтобы пресечь возмущение народа, о котором он прекрасно знал по доносам сексотов, Ирод велел вызвать на стадион группу влиятельных граждан Иерусалима и продемонстрировать им, что никаких статуй под оружием нет — есть голые деревянные столбы. Что, впрочем, лишь вызвало новый спор — о том, нельзя ли считать изображение оружия предметом языческого культа.
Словом, ропот продолжался. В итоге, как пишет Флавий, «десять граждан составили заговор и поклялись подвергнуться любой опасности (в числе заговорщиков был также один слепой, которого принудили примкнуть тревожные слухи; хотя он и не был в состоянии принять в деле личное участие, однако он приготовился пострадать со всеми прочими, если бы заговорщиков постигла неудача; этим он немало содействовал подъему духа в остальных своих товарищах)» (ИД. Кн. 15. Гл. 8:1. С. 123).