— Я тут ни при чем! Ни при чем! — вопила Александра. — Это все она! Поделом ей! Так следует поступать с женщиной, дерзившей мужу, который ее так любил!..
У многих из присутствующих эта сцена вызвала отвращение — они видели во всем происходящем лишь очередное проявление ханжества пожилой тещи царя. Но были и те, кто понял, что Александра от страха находится на грани помешательства. Она осознала, что вот-вот подойдет и ее очередь, и теперь пыталась убедить Ирода, что если Мариамна и в самом деле пыталась его отравить, то это было без всякого ее ведома, и вдобавок она пыталась убедить дочь изменить отношение к мужу.
Но Мариамна продолжала молча, с гордой усмешкой идти к эшафоту, не обращая внимания ни на перешептывание толпы, ни на истерические вопли матери. Наконец она взошла на помост и палач накинул ей на шею удавку…
«Таким образом умерла Мариамна, этот высочайший идеал женской целомудренности и великодушия. Впрочем, ей недоставало сдержанности, и в характере ее в слишком сильной степени замечалась некоторая неуживчивость. Красотой своей и умением с достоинством держать себя она превосходила всех своих современниц; это и явилось главной причиной того, что она недостаточно любезно встречала царя и относилась к нему с недостаточной предупредительностью; пользуясь всегда любовью со стороны царя и не имея повода предполагать с его стороны какой-либо неприятности, она позволяла себе с ним слишком много. А так как ее угнетала судьба, постигшая близких ей людей и она нисколько не стеснялась высказывать ему это прямо, то она в конце концов навлекла на себя вражду матери и сестры царя и даже самого Ирода; относительно последнего между тем она всегда была уверена, что он оградит ее от всяких неприятностей» (ИД. Кн. 15. Гл. 7:6. С. 118).
Так пишет Флавий, но за этими строками легко угадывается текст Николая Дамасского, всячески пытавшегося обелить Ирода в этой истории. Нет никакого сомнения, что Мариамна никогда не только не полагалась на милосердие мужа, а, скорее наоборот, напрашивалась на казнь.
Трагическая история Мариамны, как известно, легла в основу сюжета многих произведений литературы и искусства, но в том-то и дело, что на ее казни эта история не закончилась.
Согласно Талмуду, Ирод еще семь лет, то есть вплоть до 22 года до н. э., отказывался хоронить Мариамну, а велел поместить ее тело в ванну с медом и «приходил к ней».
Последние слова многими толковались по-разному. По самой невинной версии, Ирод время от времени просто приходил полюбоваться красотой жены, которую не смогла отнять даже смерть. По другой — он приказывал отмывать труп от меда и предавался некрофилии, находя теперь в покорности мертвой жены особое удовлетворение, тем более что и при жизни она нередко была столь же безучастной в минуты близости.
Версия эта широко обсуждается во всех исследованиях об Ироде, однако отметим, что почти все раввинистические авторитеты подчеркивают, что далеко не все приводящиеся в Талмуде истории следует понимать буквально — многие из них носят характер притчи. Так, в том же Талмуде, в трактате «Бава Батра», утверждается, что Мариамна (без упоминания ее имени) вообще никогда не была женой Ирода, предпочтя такому замужеству самоубийство.
Вот как пересказывается эта история в известном сборнике талмудических преданий X. Н. Бялика и И. X. Равницкого:
«Ирод был слугой царствующего дома Асмонеев [Хасмонеев], и полюбилась ему юная царевна. Однажды услышал он вещий голос: “Рабу, который ныне изменит, будет удача”. Встал Ирод и убил всех членов Асмонеева рода, оставив в живых одну упомянутую царевну. Поняв намерение Ирода, царевна взошла на кровлю дома и громким голосом провозгласила:
— Кто придет и скажет, что он — из рода Асмонеев, тот раб лживый, ибо из рода этого оставлена была в живых единственная отроковица, и та бросилась с кровли на землю.
И с этими словами царевна бросилась с кровли и убилась насмерть»[50].
Смысл этой легенды понятен: отрицая, что брак с царевной из рода Хасмонеев вообще имел место, Талмуд отрицает и право Ирода на царскую власть по праву преемственности и объявляет его обыкновенным узурпатором.