Царь и царица

Если кратко констатировать, то 17 и 18 декабря 1916 г. в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве состоялось совещание под председательством Верховного главнокомандующего Николая II. На совещании обсуждались планы кампании на 1917 г. в соответствии с решениями, принятыми во французской Главной квартире в Шантильи 2 ноября 1916 г. Решения совещания сводились к следующему: союзные армии должны были подготовить к весне 1917 г. совместные и согласованные наступательные операции, которые имели бы целью придать кампании этого года решающий характер. Впредь же в целях воспрепятствования противнику вернуть себе инициативу действий в течение зимы предписывалось продолжать уже начатые наступательные операции в пределах допустимых климатическими условиями отдельных фронтов. Кроме того, к первой половине февраля должны были быть подготовлены совместные наступательные действия силами и средствами союзных армий. В соответствии с этими планами союзников операции на русском фронте летом 1917 г. предполагалось выполнить следующим образом. Главный удар должен наносить Юго-Западный фронт на львовском направлении силами 11-й и 7-й армий с вспомогательными ударами в направлении на Сокаль и Мармарош Сигет; Румынский фронт проводит наступательную операцию с задачей разгромить находящегося перед ним противника и занять Добруджу. Что же касается Северного и Западного фронтов, то они должны были подготовить вспомогательные удары на участках по выбору самих главнокомандующих. На совещании в Ставке по предложению генерала В.И. Гурко было решено провести крупную реорганизацию в действующей армии: сформировать в каждом армейском корпусе по одной новой дивизии за счет изъятия четвертых батальонов из пехотных полков. Таким образом, в корпусе вместо 32 батальонов (по 16 батальонов в каждой из двух дивизий) иметь 36 батальонов (по 12 батальонов в каждой из трех дивизий). Корпуса сами должны были снабдить новые формирования командным составом и обозами. Вновь сформированным дивизиям артиллерия не придавалась, потому они имели как бы легкий маневренный характер для быстрого сосредоточения на определенном участке с целью развития успеха.

В дневнике самого императора Николая II от 17 декабря 1916 г. имеется краткая запись: «Завтракали все три главнокомандующих… После чая в штабе происходило совещание по военным вопросам до обеда и затем от 9 ч. до 12¹/₂ ч.»{77}. На следующий день, 18 декабря, новая запись: «После обедни пошел к докладу Лукомского – нового ген. – квартирмейстера, а затем на заседание главнокомандующих. После завтрака оно продолжалось еще полтора часа. В 3¹/₂ поехали вдвоем в поезд. Через час уехали на север. День был солнечный при 17 мороза. В вагоне все время читал»{78}.

Свидетелем отъезда Государя из Могилева в столицу оказался протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский, который позднее писал в воспоминаниях:

«Погода стояла отвратительная: дул пронизывающий холодный ветер, моросил дождь, со снегом. Мы все, чтобы укрыться от стужи, зашли в соседний барак. К нам подошел командир конвоя гр. Граббе.

– Почему такой экстренный отъезд? – спросил я его.

– Не знаю, – ответил он.

– А верно ли, что «старец» убит? – Тот же ответ.

– Да вы не прячьтесь за свое: не знаю! Секрета не выдадим. Да и секрета нет. Если убит, – уже весь Петроград говорит об этом, – настаивал я.

Граббе лукаво улыбался и твердил:

– Не знаю, не знаю.

Отогревшись немного, мы вышли к поезду. В это время Государь, с палкой в руке, возвращался с прогулки. Несмотря на резкий холод, он был в одной гимнастерке. Сопровождавшие его: Воейков, Долгоруков и, кажется, Мордвинов тоже, насколько помню, были в гимнастерках. Лица Свиты даже в костюмах старались подражать Государю. Как раз в этот момент к поезду подъехал ген. Гурко. Он сразу подошел к Государю, и они вдвоем начали прохаживаться вдоль поезда. Как сейчас представляю фигуру Гурко: левую руку он заложил за спину, а правой размахивает, что-то доказывая Государю. Царь держится ровно, часто заглядывает в лицо Гурко. Я продолжаю следить за Государем, пытаясь разгадать, как он переживает известие. Мои усилия напрасны: ни одно слово, ни одно движение Государя не выдают его беспокойства. Умел он скрывать свои мысли и чувства!

На следующий день я выехал в Петроград»{79}.

Атмосферу этого дня и последующего ближайшего времени весьма подробно описал в своих рукописных воспоминаниях флигель-адъютант императора полковник А.А. Мордвинов: