Царь и царица

Не имел значения в течение продолжительного времени и патологический мистицизм Ца­рицы, реально обнаружившийся по совершенно иному поводу, а именно вследствие долгого отсутствия у Царской четы потомства мужского пола. При последовательном рождении четырех доче­рей, несбывавшаяся каждый раз надежда на рождение сына — преемника царской власти — глу­боко печалило Царскую семью.

Современное научное знание человеческого ор­ганизма не дает возможности пособить этому {77} обстоятельству какими либо естественными способа­ми, а посему в подобных случаях люди вооб­ще склонны обращаться к разным чудодейственным приемам, как то заклинаниям и иным суеверным действиям. Не удивительно, что к ним же прибегла преисполненная мистицизма Александра Феодоровна.

Приглашенный к этому времени во дворец, французский шарлатан, некий Philippe, настолько сумел убедить Царицу, что он в состоянии обеспечить ей, путем внушения, мужское потом­ство, что она не только вообразила себя беремен­ной, но даже чувствовала все физические симптомы этого состояния. Лишь после нескольких месяцев так называемой ложной беременности, весь­ма вообще редко наблюдаемой, Государыня согла­силась на освидетельствование себя врачом, ко­торый и определил, что никакой беременности у нее нет.

Этот случай конкретно выявил истерическую природу Александры Феодоровны.

Из писем Императрицы видно, что ловкий шарлатан сумел уже в то время обнаружить слабую сторону ее умственного склада, а именно, ее безграничную властность и болезненное отстаивание самодержавных прав своего супруга. Так, в одном из писем Государю, она прямо говорит, по поводу невозможности установления в России конституционного образа правления: «Ты помнишь, и Mr. Philippe говорил то же самое».

Сумел этот проходимец прельстить и Госу­даря, подтверждая то положение, которое ранее то­го внушал ему Д. С. Сипягин. В уже цитированном мною дневнике Половцова, под 1-м сен­тября 1902 г. отмечено: «Филипп внушает Го­сударю, что ему не нужно иных советчиков, кроме представителей высших духовных небесных {78} сил, с коими он, Филипп, ставит его в сношение».

«Отсюда, — продолжает Половцов, — нетер­пимость какого либо противоречия и полный абсолютизм, выражающийся подчас абсурдом. Ес­ли на докладе министр отстаивает свое мнение и не соглашается с мнением Государя, то через несколько дней получает записку с категорическим приказанием исполнить то, что было ему сказано».

Однако, Царица все же решилась расстаться с Филиппом после того, как Департаменту Полиции, через своего агента в Париже, Рачковского, удалось его разоблачить. Государыня усту­пила, ибо в данном случае ее глубокие личные интересы затронуты не были, а после справок, полученных о Филиппе от французского прави­тельства, сохранять его при дворе было невозмож­но. Но, как видно из писем Александры Феодоровны к Государю, она этим справкам не до­веряла, приписывала все интригам Рачковского, и до конца сохраняла веру в мудрость французского шарлатана. Насколько в данном случае Императрица повлияла и на Государя, можно су­дить по тому, что он приказал немедленно уб­рать Рачковского из Парижа после сделанных им разоблачений о Филиппе, несмотря на то, что благодаря сведениям, доставлявшимся Рачковским о заграничной деятельности русских революционеров и замышляемых ими террористических актах, его присутствие там было суще­ственно важно даже с точки зрения личной без­опасности Государя.

Иные условия создались во времени появления при дворе Распутина. Тогда уже обнаружилась у Наследника та ужасная, наследственная в Кобургском Доме, болезнь, которой он страдал.

{79}      Болезнь эта — гемофилия — происходит от сла­бости стенок кровеносных сосудов, которые при малейшем напряжении лопаются и вызывают трудно останавливаемое и постоянно угрожа­ющее фатальным исходом кровотечение ; врачами эта болезнь почитается за неизлечимую.

Приблизительно ко времени появления первых приступов этой болезни, судьба, к великому не­счастью России, привела в Петербург Григория Распутина, хвалившегося обладанием какой то чу­дотворной силой.

Было ли это простой случайностью, или, как некоторые утверждали, Распутин употреблял особые обоюдоострые лекарства своего приятеля, бу­рята Бадмаева, вообще занимавшегося врачеванием при помощи каких то тибетских средств, но, во всяком случае, моменты улучшения здоровья Наследника и облегчения его острых болей во время припадков несколько раз совпадали с посещеньями его Распутиным. Врожденная склон­ность Государыни к мистицизму и безумное беспокойство за сына сыграли в данном случае роковую роль: Государыня почти сразу настолько уверовала в Распутина, что сочла его за Богом посланного человека, имеющего специальную мис­сию — спасти и сохранить Наследника русского престола.

Это был, впрочем, не единственный случай проявления неоспоримой в представлении царской четы сверхъестественной силы Распутина.