Царь и схимник

– А ты?.. Ты можешь простить, или для этого нужно написать заявление в трех экземплярах и ждать положенные тридцать дней?

– Можно и без заявления. Господь простит, и я вместе с Ним.

Вилена поджала губы. Видимо, снисходительное прощение ей не очень-то понравилось.

– Ну и чем же кончились твои поиски? – продолжила она.

– Я пришел слишком поздно, – объяснил Давид. – Из ворот вышел какой-то охранник и прогнал меня. Признаться, видок у него был, как у вурдалака из голливудских «ужастиков». У меня даже мурашки по спине пробежали.

– А что ты скажешь, если мы сейчас соберемся и попробуем вместе проникнуть в библиотеку? Тем более, что мне сегодня и завтра на работу не надо, у меня отгулы.

– Класс! – согласился Давид. – Даже не ожидал, что обзаведусь таким прекрасным помощником! Только давай приготовим на обед что-нибудь посущественнее, а то я голоден, как сорок тараканов. Не возражаешь?..

Глава 5

Александр Благословенный сел в коляску и посильнее запахнул гражданскую шинель, но суконную фуражку надевать не стал, потому как коляска еще находилась на территории Александро-Невской лавры.

Кучер отпустил вожжи, и кони резво понесли коляску к собору, где на паперти стоял настоятель митрополит Серафим, два архимандрита и вся братия в облачении. Священство вышло проводить отправляющегося в неизвестность Государя всея Руси. Александр обошел всех провожающих, заглядывая им в глаза и пожимая руки.

– Помолитесь обо мне и о жене моей, – чуть слышно сказал он.

Затем, еле сдерживая рыдания, рвавшиеся из груди, Государь отвернулся, сел в коляску и велел кучеру:

– Трогай!..

Певчие, тоже вышедшие на паперть, запели: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достоянье Твое. Победы православным христианам над супротивныя даруяй и Твое сохраняя крестом Твоим жительство…»

– Слышишь, Илья? – обратился Государь к кучеру. – Это они мне отходную поют!

– Полноте, полноте, Ваше Императорское Величие, – отмахнулся кучер. – Они-де обязаны вас в дорогу проводить, вот и… – он не успел договорить.

Привстал на козлах и рухнул снова, потому что впереди по темному небосклону над городом пронеслась еще более темная комета. Лишь хвост у кометы змеился седыми проблесками, вздыбившимися в сторону Балтийского моря. Это было настоящее чудо: такой черной кометы ученые мужи Запада и Востока еще никогда не наблюдали! Если кто и видел ее в эту ночь, пролетевшую над Санкт-Петербургом с запада на восток, то, скорее всего, не поверил глазам своим[42].

– Ты видел? Видел?! – вскричал Александр. – Вот тебе и благословление в дорогу! Как думаешь, что она предвещает?

Кучер перекрестился дрожащей рукой и обернулся к императору:

– Не к добру это, Государь, не к добру. Явно Господь предупреждает. Может, вернемся во дворец, все-таки?

– Поздно, братец мой, поздно, – сжал губы Александр. – Видно так Богу угодно… Погоняй, брат, лошадей. На постоялом дворе за Лиговкой меня уже дожидается Елизавета Алексеевна и граф Воронцов с генерал-адъютантом бароном Дибичем.

– Зачем же вы супругу-то в путешествие берете Ваше Величество? – поинтересовался царский кучер. – Мне моя жена Матрена Николаевна надысь поведала, что наш Государь на юг собирается, но один, без свиты.

– Так ли права твоя супруга, Илья? – вопросом на вопрос ответил император. – Елизавете Алексеевне надо здоровье поправить, а мне не в тягость ближнему помощь оказать.

– Так-то оно так, – хмыкнул Илья. – Только опять вам на пути следования встречи будут учинять, балы разные, парады.

– Нет! – отрезал император. – На сей момент ничего такого не предвидится. Поедем инкогнито. Впрочем, инкогнито, верно, не получится, но и встреч с проводами устраивать не позволю. Постой-ка…

Коляска в этот момент выкатила на пригорок за околицей, и остановилась. Весь Петербург лежал как на ладони. Государь Всея Руси, стоя в коляске, всматривался в город, будто навеки с ним прощался. Знакомые с детства улицы, дворцы и особняки именитого купечества стояли, как будто окутанные петербуржским туманом, налетевшим со стороны Кронштадтского залива. Даже шпиль адмиралтейства виден был во всей красе. Вдруг в одно мгновенье адмиралтейская игла будто бы покачнулась, также прощаясь навсегда с Александром Благословенным.

– Трогай, Илья, трогай, – император упал на сиденье и даже не пытался вытереть слезы, ручьем катившие из глаз.

Город остался позади, оставляя за собой право владения императорской памятью. Что принесет Таганрог и принесет ли – все будет так, как Богу угодно. Позади оставалась бурная, не слишком благочестивая жизнь русского царя. Во всяком случае, так казалось самому Александру. Воспоминания нахлынули на него, как бурная Нева в паводок.