– На-астя-я… Настюшка-а… зачем ты ушла? На кого покинула меня с детками-и, – ныл Иван, сам вряд ли понимая, что говорит. Просто невыносимым казался тот груз, который вдруг лег на плечи.
Много знал женщин молодой государь, многих девок попортил, но так, как Анастасию, не любил ни одну, да и не хотел тоже. Других просто брал, а эту жаждал. И все время чувствовал себя перед ней виноватым, за измены, за ярость, непонятно почему вспыхивающую, за то, что мало считался с женой… От сознания вины становилось тошно, принимался оскорблять без дела, из-за этого накатывало такое… От невозможности справиться с самим собой захлестывало отчаяние, от этого становилось еще хуже и злее. Бывали даже минуты, когда хотелось все разрушить, сломать, что ли.
И вот теперь Насти не было, то есть вот она лежала тихая, как и при жизни, спокойная и немыслимо далекая. Она ушла туда, откуда возврата нет. И ждать мужа там, в райских кущах, не будет. Ей по заслугам путь на небо, а вот ему… Иван содрогнулся от мысли, что ему уготовано за его поведение.
Но мысль тут же вернулась к Анастасии. Нет больше Настеньки, не проведет она прохладной рукой по волосам, не улыбнется своей кроткой, ласковой улыбкой, не зазвучит тихий голосок… От тоски Иван даже застонал.
К царю бросился кто-то из слуг, но Иван отвел его рукой:
– Поди прочь!
Он до утра стоял на коленях, то уставившись в окаменевшее лицо жены, то рыдая, уткнувшись в край покрывала, навсегда упрятавшее от мужа такое дорогое тело. Душа-то давно его покинула…
Анастасию хоронила вся Москва, ее очень любили, потому за гробом шли не только близкие, но и те, кто видел царицу лишь издали во время праздников. Скорбели многочисленные монахи, во всех монастырях служили по ней службы, потому как многим и многим она при жизни делала не просто дорогие подарки, а собственноручно изготовленные. Сколько покровов ею было вышито, сколько образов на шелке и бархате ее руками сделаны… Жалела Москва Анастасию, жалела Русь…
Жалел и сам Иван, все же любил жену, хотя и изменял ей множественно в последнее время.
Только царь жалел недолго, вспоминал всю жизнь, но в блуд ударился снова тотчас, причем еще более тяжкий, чем раньше. Митрополит и окружающие засуетились, предлагая царю новую женитьбу. Впервые услышав от Макария такие слова, Иван обомлел:
– Владыко, ты же любил царицу? Как можешь советовать мне взять новую жену, когда едва умерла прежняя?
Макарий чуть помолчал, потом нехотя ответил:
– Все мы человецы, все греха не избегли. А про женитьбу Анастасия сама твердила, чтоб взял скорее себе жену, чтоб не грешил поневоле.
– Она тебе говорила? Тебе? – изумился царь. – Я думал, только мне…
Жениться во второй раз посоветовал Ивану не только Макарий, но и спешно собранный совет из святителей. В числе прочих уж очень старался архимандрит Чудовской обители Левкий. Левкий почему-то сразу обратил на себя внимание молодого государя. Невысокий, с маленькой птичьей головкой, покрытой редкими волосами, блестящими залысинами, он являл разительный контраст с самим царем и, возможно, этим его и привлекал. Хотя никого другого мелкого Иван рядом с собой не держал.
А Левкий оказался очень удобным, он не просто участвовал в начавшихся попойках, но и часто сам их организовывал. Удобно всем – государю, потому как присутствие святого отца вроде даже освящало собой разгул, давало возможность устраивать их где угодно; Левкию, потому как не с монахами же пил, а с самим государем, и всем остальным присутствием первых двух участников. У Ивана началась вполне веселая жизнь.
Он с легкостью «уступил» просьбам святых отцов и стал искать себе супругу.
Невесту нашли не сразу, первое сватовство к сестре литовского короля Сигизмунда-Августа Екатерине не удалось. Сигизмунд, почуяв свою выгоду, постарался выговорить такие условия, с которыми Иван никак не мог согласиться. Получив ответ от короля, царь рвал и метал:
– Требует за сестру свою Катьку Новгород, Псков, Смоленск и Северские земли! Пусть эта кикимора в девках сидит! Всю их поганую страну изничтожу! Завтра же войну начну!
Макарий попробовал урезонить:
– Что ты, государь! Начнешь войну, поймут, что обиделся из-за сватовства. Не сейчас надо, позже. А невесту другую найдем.
Иван замер, осознав, насколько прав митрополит. Сам Макарий был уже совсем стар, давно просился отпустить его с митрополии в монастырь, но Иван не представлял себе жизни без умного наставника и с уходом Макария не соглашался. Тем более что отпросился, уйдя в монастырь, Сильвестр. Хотя благовещенский поп давно надоел Ивану, но потерять вдруг сразу всех было тяжело. Своего многолетнего советчика Алексея Адашева он сам прогнал сначала на границу с Ливонией, а потом и вовсе извел, обвинив во всех грехах.
На Сильвестра Иван все же был зол, не мог простить его жесткого надзора и неприязни к Анастасии. Потому немного погодя Сильвестра сослали в монастырь все к тому же Филиппу на Соловки.