Царь Грозный

Сам Иван тоже окаменел, он сидел, опустив голову и плечи, не желая говорить ни с кем. Только много позже, когда уже отпели младенца и завернутого в саван увезли в Москву, царь вдруг произнес сиплым голосом, обращаясь к жене:

– Сами виноваты… Не велели отцы святые ехать, а мы не послушали…

Анастасия вскрикнула в ответ:

– Нет! Чем Дмитрий виноват? Он младенец совсем!

– Моя вина, моя!.. – застонал царь, схватившись за голову.

Давили мысли одна черней другой. Был сын Дмитрий, кровь от крови, плоть от плоти его – и нет! За что?! И ведь наказан как – не там, за земным порогом, не в бою, а просто и легко, на мостках, по которым до того прошли множество ног, в вяло текущей воде спокойной реки явилось это наказание!

Снова и снова стонал царь:

– Ослушался!.. Ослушался!..

Анастасия впервые не согласилась с мужем. Она не поверила в такое Божье наказание и даже ходила смотреть мостки сама. Но подломленные доски быстро убрали, заменив новыми. Адашев дивился:

– К чему тебе, государыня? Я уже наказал тех, кто худые сходни сделал.

– Я хочу с ними поговорить…

– Да их уже и в живых нет! За гибель царевича взыскано строго!

Вернувшись в Москву, Иван переписал свое завещание, определив наследником, если сыновей больше не будет или они умрут во младенчестве, Владимира Старицкого. А если государь оставит за собой слишком малыми детей, то быть князю их опекуном.

Это порадовало Сильвестра, но озадачило Адашева. К чему такая прыть у царя? Алексея Адашева Владимир Старицкий не слишком жаловал в отличие от Сильвестра. Адашев только пробурчал:

– Перестарались…

А Иван преклонил колена перед Сильвестром, просил прощения за свое ослушание, обещал впредь не перечить. Священник был немало доволен, хотя Иван и повидал Вассиана в его обители, говорил с опальным монахом, да только все равно по их с Адашевым воле повернуло. И ведь как кстати погибель царевича подвернулась, прости, Господи! Адашев зубами скрипел на глупого попа: везет же дуракам! Грех Адашева, а польза вон Сильвестру.

Сам поп все больше забирал власть над государем. Иван уже жил по его Домострою. Царица против? Так ведь она мужнина жена, а коли муж священника слушает, то куда Анастасии деваться? Но между царицей и Сильвестром не просто черная кошка пробежала, та тихо ненавидела священника, мучаясь своей нелюбовью.

Но Господь сжалился над царской четой, года не прошло, родился второй сын – Иван. После доченька Евдокия, а потом и еще сынок Федор.

А у царя новый советчик. Узнав про него, бояре совсем взвились. Адашев и сам не больно знатен, а уж Ивана Пересветова привел так вовсе из долговой ямы! Только таких в царских покоях не хватало! Чем взял царя Ивана этот должник?

Просто в своих челобитных о том, как устроить государство и власть царскую, советчик точно попал в мысли самого Ивана. Пересветов умен, немало повидал на своем веку, он доказывал, что Османская империя победила Византию потому, что та давно управлялась бестолковыми и ленивыми чиновниками, в отличие от сильного единовластного правления Магмет-салтана. Тех же, кто мешает сильной власти, надо огнем жечь, даже не вызнавая их вины! «Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям». А ради этакой правды еретиков и супротивников можно и на кострах жечь, и в пыточной кровь пускать… И вину их спрашивать не обязательно, виновны уж тем, что против помыслили.

Мог ли быть лучший бальзам на душу Ивана в тот миг? Нет, он не стал немедля вешать или пытать бояр, больше того, остался в послушании у Алексея Адашева и Сильвестра, но зерно было посеяно в подготовленную почву. Это зерно даст такие всходы, от которых содрогнется Русь, а руки царя Ивана омоются кровью многих людей, вины которых никто не спрашивал, потому как виноваты уже только своими мыслями…

Иван Пересветов очень дельно изложил молодому государю проект реформы всей Руси, особенно военной реформы. Через несколько лет он ляжет в основу опричнины, словно Иван Васильевич на досуге вспомнит записки своего тогдашнего советчика. Может, так и было?

Сильвестр отнесся к прожектам Ивана Пересветова спокойно, как относился ко всему, что не угрожало его влиянию на царя. Благовещенский священник доделывал Домострой, и его больше занимала семейная жизнь Ивана, устройство царского быта. Вот в этом поп преуспел, Иван все больше тяготился его мелочной опекой, но противиться не смел, хорошо помня исполнившееся страшное пророчество. Однажды он пожаловался жене:

– Живу точно сетью какой опутанный. Перед каждым шагом думаешь: одобрит ли это Сильвестр?

Анастасия вздохнула:

– А я и того хуже. Не люблю я этого попа, после его предательства невзлюбила. Что он все карой грозит за любое непослушание?

– А может, прав он? Один раз не послушали – и вон какая беда…

– Что ж теперь, все по его велению делать?

Вопрос остался без ответа, Иван и сам не знал, как быть.