Царь Грозный

– Не бьем челом! На стенах Русь, на башне Русь – ничего, все помрем или отсидимся за новой стеной, какую поставим!

И снова царь скрипел зубами:

– Сами свою судьбу решили! В плен никого не брать! При штурме живыми оставить только женщин и детей!

Казанцы заметили приготовления на стороне русских и тоже принялись готовиться.

Пушкарь Данила проснулся и рывком сел, ошалело оглядываясь. Но все было спокойно, вокруг тихо сопели, с присвистом храпели, постанывали или бормотали во сне такие же, как он, воины. Рядом спал, сладко разметавшись на подстеленной попоне, Семен, за светлые волосы прозванный Белашом. Ему, видно, снилась любушка, все звал подойти поближе…

Данила усмехнулся и постарался снова устроиться поудобней, завтра штурм, потому надо поспать. Где-то вдали перекликались между собой дозорные, вдруг всхрапнула лошадь, из осажденного города донесся собачий лай. Пушкарь повернулся в сторону крепостных стен, вглядываясь в темноту. Эти татары хитрые, могут напасть и среди ночи. Понятно, что не пересилят, но урон нанесут. Он заметил, что и дозорный у костра тоже прислушивается к лаю. Не выдержав, Данила поднялся и подошел к воину. Сторожил бывалый стрелец Гордей, этот и мухи вражеской не пропустит, усмехнулся:

– Чего не спится, боишься?

– Не… – помотал головой Данила. – Просто проснулся, теперь не заснуть.

– Ты ж не старый дед, которому спать не хочется. Иди ложись, до утра еще далеко…

Но Данила возвращаться не стал, все же присел у огня, зябко поеживаясь. Как ни тепла одежка, а все же осень, от земли холодом тянет. Долго сидели молча, потом Данила решил поспать, пристроился тут же у костра. Но стоило закрыть глаза, как приснился давно знакомый сон. И не поймешь, сон это или давешняя явь: татары уводили в полон женщин и детей из их маленького городка. Слышны вопли, плач, конское ржание, щелканье кнутов, окрик татарина и умоляющий женский голос:

– Данила, беги! Беги, сынок!

Он бежал. Понимал, что надо быстро, очень быстро, но во сне ноги не слушались и двигались безумно медленно. Пытался бежать и не мог… А еще из темного сна выплывало лицо басурмана, волочившего за волосы его мать. Чтобы отвлечь проклятого от мальчика, она билась и пинала обидчика ногами. В ответ татарин стегал женщину кнутом, на ее теле оставались страшные кровавые полосы. Зато Данилу басурман не заметил, мальчику удалось спрятаться. Данила навсегда запомнил шрам через левые глаз и щеку и смог бы узнать эту рожу среди тысяч других даже сейчас, после полутора десятков прошедших лет. Татары тогда истребили или увели в полон всех жителей городка, никто не вернулся. Был городок – и не стало его.

Потому, когда Данила узнал, что государь Иван Васильевич идет воевать Казань, напросился в войско. Острый глаз и толковая голова быстро помогли стать хорошим пушкарем. Данила мечтал отомстить за жизни своих родных, за свое сиротство, за поруганную честь своего рода. Таких, как он, в войске Ивана Васильевича много, редко кого татарские набеги не задели за живое, все порубежье страдает. Всем казалось: вот побьют татар, возьмут Казань и кончатся их беды. Кабы не ежегодные набеги да проклятый полон, как жить хорошо можно! Даже неурожаи мало пугали, все осилить можно, если знать, что нет угрозы со стороны разорителей.

Постепенно сон все же сморил пушкаря. Но на сей раз снился ему не набег, а совсем уж детство. Мать, почему-то простоволосая, юная, бежала навстречу отцу по ромашковому косогору. Следом за ней сестра Уля, тоже босая и веселая. Все смеялись, кричали что-то… И он сорвался туда, к ним, но добежать никак не мог, видел родных, а они его нет.

Сон Данилы грубо прервали голоса дозорных, будивших войско. Занимался рассвет, пора было подниматься, чтобы готовиться к бою с давешним врагом-обидчиком. Для кого-то этот день станет последним, каждый надеялся, что не для него, что минет его сия чаша. Семен окликнул приятеля:

– Слышь, Данила, говорят, город-то богатый…

– Ну?..

– Так все грабить побегут, а мы что же, с пушками внизу стоять останемся?

Данила с недоумением смотрел на Семена:

– Ты сначала ее возьми, Казань-то, потом грабить станешь.

Но Семен остался при своем:

– Не, как только на штурм пойдут, так я тоже побегу, мне свое взять надо… Я Параше колечко обещал, должен раздобыть.

– Дурак ты, Семен! – выругался пушкарь. – Нашел о чем думать!

Тот огрызнулся:

– Сам больно умный!

На том и разошлись, размышляя каждый о своем. Позже разговаривать было уже некогда.

Наступило утро, небо было чистое, ясное, никакого дождя, который изводил все дни по воле казанских ведьмаков. Сумели русские справиться с их поганой колдовской силой крестными ходами да молебнами, осилили проклятых колдунов.

Иван размашисто перекрестился и кивнул:

– С Богом!

К центру поля побежали воины устанавливать его знамя. Развернувшееся на ветру полотнище заставило возликовать всех русских: на нем был изображен Нерукотворный образ Спаса, а на конце древка крест, который был с Дмитрием Донским на поле Куликовом.