Царь Гектор

— Просто главный негодяй делает всё, чтобы его не вывели на чистую воду! — вскричала Альда, передав сына подошедшей к ним рабыне и снимая с себя пояс, чтобы скрутить руки похитителю. — Мерикара наверняка связан с тем, чьё имя знаем и я, и ты, Сети. Вот только, назовёт ли Мерикара своего хозяина?

Сети стоял, нахмурившись, качая головой так, что его круглые золотые серьги болтались из стороны в сторону.

— Гнусная, ох и гнусная же история, Альда! А я ещё не верил, что всё так скверно, как подозревал Гектор... Мы ведь говорили с ним перед его отъездом, мне кажется, он мне доверяет. Ну хорошо же! Прикажи запереть этого негодяя и убрать отсюда трупы. Хорошо, что ты не прикончила всех троих, с тебя бы сталось! Как бы там ни было, это всё походит на заговор, и я иду к Великому Дому. Он должен всё знать.

— Госпожа! — донёсся в это время до них полный ужаса голос рабыни-нубийки, и та выскочила на галерею, дико размахивая руками. — Сына Пентесилеи нет в его колыбели!

— Артемида-дева! — прошептала Альда, смертельно бледнея. — Но где же он?!

— Он здесь! — прозвенел вдруг детский голосок.

И маленькая Атуни показалась на верхних ступенях лестницы, что вела с другого конца галереи в сад. Девочка шла, понурившись, сознавая, что виновата, и ожидая гнева и со стороны теги Альды, и со стороны так некстати задержавшегося дома отца. Однако оба они завопили и засмеялись от радости. На руках девочки, гукая и улыбаясь, сидел маленький Патрокл.

Глава 10

— Кончено, Гектор! Около двухсот пленных, остальные мертвы.

— И никому не удалось сбежать?

— Куда бы они сбежали? Ты перекрыл выходы из ущелья, а здесь, на плоскогорье, мы их держали крепко. Только это дорого стоило!

Сказав это, Пентесилея соскочила с седла и неторопливым движением сняла шлем. По её левой щеке, от виска, где обозначилась тёмная ранка, тянулась, раздваиваясь на подбородке, полоска крови. Железный наконечник копья вошёл неглубоко, хотя, угоди он на четверть пальца левее, удар был бы смертельным. Вторую рану амазонка получила уже в конце сражения — меч врага пробил лёгкий нагрудник и вошёл в грудь, но, опять же, недостаточно глубоко и не с левой, а с правой стороны, далеко от сердца.

— Раны серьёзные, Пентесилея, — хрипло произнёс Гектор, сплёвывая попавший в рот песок: в своём стремительном движении колесница поднимала тучи песка и пыли. — Надо сразу перевязать.

— Успеем, — она улыбнулась. — Как ты? Ты был в самой гуще.

— И при этом, кажется, ни одной царапины. Смешно!

Египетское войско, вернее, то, что от него осталось, стягивалось между тем к колеснице своего военачальника. Покрытые пылью и кровью и оттого похожие один на другого, воины подходили и, по обычаю, громко выкрикивали свои имена, чтобы командующие могли отмстить тех, кто остался в живых. Их голоса звучали глухо — у всех пересохло во рту. К составленным возле колесниц кувшинам с водой сразу выстроились целые вереницы людей.

Гектор, стоя на колеснице, привычно пересчитывал воинов, про себя отмечая, что среди тех, кто держался на ногах, всё же немало раненых.

Из тысячи человек египетского войска остались живы четыреста восемьдесят два. Ценою гибели остальных были уничтожены две тысячи триста ливийцев и двести пленены. Пентесилея была права: бежать не удалось никому...

Гектор вновь спросил себя, можно ли было принять иное решение и вновь ответил себе: нет, нельзя было.

Поняв, что гибель угрожает его отряду и в крепости, и на подходах к ней, и в случае, если они задумают отступать, троянский царь приказал своим воинам занять позиции на невысоком плоскогорье, над ущельем, по которому двигались ливийские отряды, собираясь выйти им в спину. Анхаффу было приказано спрятать колесницы перед выходом из ущелья, за грядою скал. Остальные воины в оставшееся им время натаскали и сложили на краю крутого склона ущелья груды камней, от самых маленьких до громадных. Гектор сам, махнув рукой на достоинство главнокомандующего, ворочал ребристые глыбы, подтаскивая к обрыву и такие, которые было впору тащить вчетвером или впятером, и вызывая среди египтян изумлённый и восхищенный шёпот. По его приказу пятьдесят воинов из числа самых опытных, двинулись по плоскогорью к другому концу ущелья, чтобы отрезать дорогу ливийцам, если те вздумают отступить этим путём.

Когда вражеские отряды показались внизу, двигаясь на редкость тихо, почти бесшумно, прозвучала короткая команда, и неудержимый град камней низвергся по уступчатому склону, увлекая за собою всё новые и новые глыбы, поток песка и густые облака удушливой пыли, сразу ослепившей ливийцев.

Трудно сказать, сколько их погибло под камнями, однако уцелевшие, поняв, где находится враг, и осознав, что придётся принять бой или погибнуть, с рёвом и проклятиями устремились вверх по склону. Началось как бы обратное движение лавины, и как ни цепко держали оборону египтяне, им пришлось отступить от края склона — врагов всё равно было больше.